Саввина Ия Сергеевна
Лев Черняк: Понятно. Ия Саввина: Там ещё есть. Я их принесу. ЛЧ: Ну, можно вопросы задавать Вам, да? ИС: Конечно, давайте! ЛЧ: Ну, давайте, немножко о Вас поговорим? ИС: Да чего обо мне-то говорить? ЛЧ: Ну, чтобы как-нибудь знать о Вас хоть немножко… ИС: Есть… ЛЧ: Или где можно почитать более подробно о Вас, может, Вы скажете? – вопросов лишних не будет. ИС: Да нет, ну давайте, что Вас интересует, потому что написано столько, и столько этого всего барахла! ЛЧ: Ну, хотя бы вкратце можете рассказать, где Вы родились, родители кто, в какой семье – примерно так вот, в двух словах? ИС: В Воронеже родилась я. Отцовской родни я не знаю, потому что когда отец ушёл на фронт, он оттуда прислал письмо, что нашёл другую женщину, и больше, в общем… и родни его я не знаю. А материнская вся родня – это крестьяне из Верхнего Мамона, с Дона, Воронежской губернии. Все с церковно-приходской школы образования. Кроме матери, которая рабфаковка (дядька её заставил учиться; очень стеснялась, что она уже большая очень), и потом – 1-ый выпуск Воронежского мединститута. И она всю жизнь работала врачом. Ей, тьфу-тьфу, плохо… пусть бы живёт, ей уже 86 лет! Вот… ЛЧ: Надо ж! ИС: Да. Вот она живёт в Опалихе. ЛЧ: На даче? ИС: Здесь. Да. Ну, там такой тёплый дом, телефон… ЛЧ: Как мать зовут Вашу? ИС: А? ЛЧ: Как мать зовут? ИС: Вера Ивановна. Вера Ивановна Кутепова – фамилия такая коренная российская! (смеётся) ЛЧ: А отца как звали? ИС: Ой-й-й! Сергей Гаврилыч. Саввин Сергей Гаврилыч. Вот. Ну, вот это вот – что касается. И потом, мать когда вышла замуж за моего отчима, то приходилось несколько раз (он был военным) перебрасывались там… ну, всё в основном… ну, мы сначала в Брянской, в Бежице, в городе там немножко жили… ещё что-то, ещё что-то… короче… ЛЧ: Вы в Бежице жили? ИС: Да. ЛЧ: Земляки! (нрзб) ИС: Да? Всего… да? ЛЧ: Да. ИС: Ну, там очень недолго я жила. Потом мы переехали в Воронежскую область, чтоб поближе к родне. И вот этот кл… год, 3-ий класс у меня был весь разбит, раздёрган. ЛЧ: В Бежице, в Воронежской области там… ИС: Вот, в общем, в Бежице – четверть, в Воронеже – четверть. А потом я жила там у тётки, вот, в общем, где мама меня и родила, будучи студенткой ещё 3-го курса. У тёти Насти. Девка была строптивая. И когда тётка меня стала ругать за то, что я избила соседского мальчишку… (смеётся) А надо было видеть: я была вот такого росточка, маленькая, но задиристая! Он нажаловался матери, мать нажаловался тётке. И я говорю: «Чтобы мужчина так себя вёл!.. И ты ещё меня ругаешь?!» ЛЧ: (смеётся) ИС: И вообще я сказала: «Всё, к маме, к маме, к маме! Поеду к маме!» И я поехала в Боринское – село такое в 100 километрах от Воронежа. Теперь Липецкая область. ЛЧ: Угу. ИС: И там за… до 10-го класса я уже училась. Небольшой был район, теперь село просто. ЛЧ: В общем, так школьные годы прошли у Вас, да? ИС: Вот школьные годы прошли там. Все каникулы я была в Воронеже. Дети едут обычно в деревню отдыхать, а я сразу – прямо, вот под последний звонок – я сразу ехала к тёте Тане. Это моя вторая мать, она меня вырастила… ЛЧ: Угу. ИС: …когда мать ещё училась. Меня нянчила. И вообще, самый изумительный человек в этой семье – это, конечно, тётя Таня. Она недавно умерла. Я о ней очень скучаю, тоскую. Она… похоронить даже не могла поехать, но вот поехала на 9 дней в Воронеж. Тётка у меня – просто ну, фантастическая была тётя Танечка дорогая! Вот её фотокарточка у меня (нрзб). Вот, видите, какое лицо, доброты-то какой! Доброты необыкновенной женщина была! И ума! А! Мороженое? Счас, выключите, пожалуйста, пока что! ЛЧ: Угу. Хорошо, хорошо. Сын ИС: (нрзб) интервью. ИС: А лучок там (нрзб) (пауза в записи) …тогда ещё дом был разбит, и жили мы в подвале… подвалы такие, знаете, когда ок… окошки нам… над тротуаром? ЛЧ: Угу. ИС: Вот такие… ЛЧ: Полуподвальные. ИС: Да. Ну, просто подвал. Это не полуподвал даже. ЛЧ: Угу. ИС: Это там нежилое помещение. Но не погреб, а именно вот такой подвал, со сводами, всё. И там – моя двоюродная сестра одна, двоюродная сестра другая, тётка, дядя, бабушка! И ещё я приезжала. (смеётся) Ну, и – театр, Воронежский театр. Это оттуда. Ну, взаимосвязано, что я всю жизнь в самодеятельности школьной, во всех кружках, и прочее и прочее. И… вот, Воронежский театр – это как бы меня вос… воспитал. Там замечательный был театр, актёры были прекрасные! ЛЧ: С какого года Вы в Воронежском театре были? ИС: Ну, с какого?.. я ни… сколько мне было там? Я ходила в театр просто, я не работала, естественно, там. Маленькая была. ЛЧ: А, понятно. ИС: И у меня дядя работал машинистом сцены – вот муж тёти Тани, и я ходила на все спектакли. И вот, кстати, меня страшно полюбили Вера Георгиевна Рощина и Сергей Иванович Папов(1). Муж и жена были. Дивные актёры! Сергей Иванович вообще уникальная была личность! Он тоже из самодеятельности. Вера Георгиевна где-то его в заводской самодеятельности углядела, влюбилась в него. Она была прима. Вышла за него замуж и сделала его артистом. И он стал Народным СССР, а она так и умерла Заслуженной, хотя её носил тогда город на руках, она была кумир! Вот такие люди. И они как-то меня с детства полюбили, видя в театре. И когда я приезжала уже из Университета, они меня провожали на вокзал, и люди кругом падали в обморок – как, сам Папов!? ЛЧ: (нрзб) ИС: И что же это за пичуга, которая… (нрзб) ЛЧ: Это Вы имеете в виду МГУ когда? ИС: Это когда я училась уже в МГУ. ЛЧ: Ага. ИС: Ну, я з… когда 10-летку-то закончила, не собиралась никогда быть актрисой, я хотела быть филологом и любила литературу. Но я золотую медаль получила, первую, так сказать, в школе, в деревне. Ещё давать… ЛЧ: Вы с золотой медалью окончили школу? ИС: Да. ЛЧ: Вот как! ИС: И… у-у-у… ну, на филфак уже не принимали с медалями, нужно было в общей очереди. А тут – журфак. ИС: Первый год отпочковался журфак (и был 53-ий год) от филологического и стал самостоятельным факультетом. ЛЧ: Угу. ИС: И, поскольку это было модно, оказывается, там был жутчайший конкурс! Я об этом не знала. Даже медалистов было 13 человек на место! Если б я это узнала, я б, конечно, просто со страхом удрала и не стала бы. ЛЧ: Но пришлось, да? ИС: Ну, и я, в общем, пошла на собеседование. А нужно ж было 12 человек из 13-и отсеять. И поэтому вопросы задавали безумные: там, периоды из жизни коммунистической партии Китая! А мы в это время ещё историю своих партий не прямо… не проходили. (смеётся) И люди, конечно, выходили отчаявшись. Ну, что на них подействовало – я не знаю, но когда я вышла, меня спросили: «Что… что у тебя спрашивали?» – все ж кидаются. Я говорю: «Почему меня Ия зовут!» И они: «Ну, по… значит, приняли!» (смеётся) Вот. ЛЧ: (тихо смеётся) И годы учёбы Вашей там? ИС: И… ну, с 53-го по 58-ой год я училась в МГУ. ЛЧ: 58-го. ИС: Одновременно была в студенческом кружке самодеятельности. Руководил им тогда Липский Игорь Константинович из театра Вахтангова, артист. ЛЧ: Ага. ИС: Вот. А потом пришёл… пригласили Роллана Быкова… ЛЧ: Угу. ИС: …и он уже в 58-ом, по-моему, уже на… при окончании Университета, поставил «Такую любовь» Когоута, и спектакль имел оглушительный успех тогда везде! И мы даже вывозили в Ленинград, в Иваново, ещё куда-то – не… И здесь всегда ну, все перебивали! Все! Вот, то, что первую книжечку Вознесенского Андрея я получила на этом спектакле. Он пришёл и принёс… и подарил мне свою первую-первую тоненькую книжечку. (умилительно улыбается) Забыла, как она называется. Счас её кто-то увёл. Но это уже не имеет значения. Но интересно только то, что по-разному там складывались у нас с ним потом отношения. Это никого не интересует. Но я благодарна ему пожизненно за то, что он единственный, кто всегда, в любой период жизни Владимира Семёновича, Володечки, он утверждал и всем доказывал, что он замечательный поэт! Что не просто вот там – приблатнённые песни или ещё что… а просто настоящий, новый, удивительный, уникальный поэт! И, так сказать, забегая вперёд, даже могу сказать, что он специально устроил у себя вечер, ужин, где хотел представить Володю Булату Окуджаве и Беле. И они с Озой позвонили мне и попросили, чтобы я приехала с Володей. Потому что, он говорит, ему страшно с этими зубрами-то встречаться! (смеётся) ЛЧ: Зоя Борисовна? ИС: Нет, с Булатом с Окуджавой и… ЛЧ: А, с… это Вы имеете в виду его жену? ИС: …Ахмадулиной. ЛЧ: Угу. ИС: А они, говорю, позвонили мне с женой… ЛЧ: Угу. ИС: …чтобы с Володей пришла я. Они специально устроили встречу вот с Булатом и Белой Володю… ЛЧ: Это у них на Котельнической? ИС: Да, у них на Котельнической. Устроили ужин, и, значит, как бы демонстрировали Володю этим, уже тогда известнейшим и переизвестнейшим поэтам. ЛЧ: Это он уже на Таганке был? ИС: Вот, по… не помню, где он тогда был, на Таганке или нет. ЛЧ: Но песни были свои? ИС: По-моему, уже на Таганке. Да, по-моему, он уже был тогда на Таганке. ЛЧ: Песни были его? ИС: У меня очень плохо с датами. Поэтому я абсолютно не помню, когда я была в Японии, когда я была там-то, когда что. Я помню, когда я поступила в Университет, когда я его закончила. (смеётся) И когда я поступила в театр Моссовета и когда я оттуда ушла. ЛЧ: Ну, это трудно забыть! ИС: И всё, больше я ничего, как говориться, не помню. ЛЧ: А когда Вы в Моссовет поступили? ИС: Вот. Ну, в общем, я отучилась, мне предложили пойти редактором в «Детгиз»… ЛЧ: Угу. ИС: Но, поскольку Быков поставил «Вот такую любовь»… Сын ИС: А чашку можно (нрзб) ИС: А, чашку? Счас дам тебе чашку. Счас. Счас тебе дам чашку. На, Лопушочек, сделай себе всё сам! На! Кофе (нрзб), всё сам себе сделай! Вот. Что ещё? И тут на один из спектаклей «Такая любовь» пришёл Баталов, потому что он режиссировал фильм «Шинель»… ЛЧ: Угу. ИС: …а Быков у него играл Акакия Акакыча. И вот он пришёл посмотреть режиссёрскую работу своего артиста, быковскую постановку. Он был в восторге от спектакля, и вот они с Быковым настояли на том, что Хейфиц… чтобы Хейфиц посмотрел… как говорил Алёша: «Я нашёл единственную женщину в России, которая дама с собачкой!» На что Хейфиц сказал: «Я знаю Ваш вкус, Алёша… Вы нашли какую-нибудь красотку!» Тот ответил: «В том-то и дело, абсолютно ничего примечательного!» Ха-ха-ха-ха! ЛЧ: (тихо смеётся) ИС: Я потом ему долго это припоминала после рассказа Хейфица! (смеётся) Ну, а потом уже после «Дамы…» меня пригласили в театр Моссовета. Это был 60-ый год. Я уже снималась в «Кроткой» Достоевского… ЛЧ: Ага. ИС: …и… и уже, как говорила Фаина Георгиевна Раневская: «Кто уже… уже вот влез в это вот проклятое дело, то уйти, как говориться, не… невозможно!» Ну, я всё-таки продолжала тогда чего-то писать. Сейчас уже тыщу лет – ни строчки, потому что рука к перу не тянется в наши времена. ЛЧ: В каком жанре? ИС: А я в разных: в «Советском экране», в «Искусство кино», где-то в газетах. У меня есть книжечка, я там… она не имеет отношения к Володе. Но, если хотите, я Вам её дам. Там мои статьи. ЛЧ: С удовольствием! Если только это не в ущерб. ИС: Не-е-ет! ЛЧ: Нет? ИС: У меня их полно. Я не знаю, куда… ЛЧ: С удовольствием, конечно! Да. ИС: …куда девать. Только я не знаю, разыщу ли я сейчас, потому что тут полный бардак. Ну, неважно. Там вот мои статьи, которые одновременно… первая была о Юрском – это, по-моему, в 64-ом году. Он ещё тогда говорил: «Надо же умудриться напечатать статью в «Искусстве кино», и ни слова про кино, а только такие – «Горе от ума», «Кюхельбекер» на телевидении и капустник вечером!» Вот в один день я увидела его в трёх ипостасях: утром Белинский показал Кюхлю с Юрским, потом я посмотрела «Горе от ума», а вечером в 12 часов, «По ночам» у них назывался – капустник. И меня опрокинул совершенно Сергей Юрьевич своим разнообразным и уникальным даром! Мне предложили написать статью. Я потом всё пересмотрела там ещё с ним, что могла. Вот это была первая моя журналистская работа. ЛЧ: И до какого года Вы были в Моссовете? ИС: Я в Моссовете была до 77-го года. Значит, 17 с половиной лет примерно я была в театре Моссовета. А потом меня пригласил Ефремов. Завадского уже не стало. Работы особенной не было. ЛЧ: Вот у нас есть такие сведения, что у Вас там что-то с Бортниковым произошло (нрзб). ИС: Ну, это… мало ли что произошло. После этого просто не было этого человека для меня, и всё! И до сих пор его нет. И… ну, это никакого отношения к моему уходу из театра не имеет. Наоборот, Ефремов, когда позвонил и сказал, что: «Я хочу приехать, поговорить с тобой!» – у меня прямо сердце оторвалось! Я всегда шутила: «Ну, когда ты меня возьмёшь?» Он говорит: «Сам думаю сбежать!» Ха-ха-ха! Во МХАТе, там же сложности! ЛЧ: А в каком месяце это было, когда Вы перешли из театра? ИС: Вот, где-то, я помню, то ли ноябрь уже был… потому что я помню, ездила на репетиции… первая-то роль у меня была не у Ефремова, а у Суряка Володи… ЛЧ: Угу. ИС: …в «Дачниках» – Мария Львовна. И я помню, что я ездила на репетиции как по стеклу! И мы неготовый спектакль должны были 31-го всё равно сыграть. Он ещё не был готов. Потому что иначе не получало начальство премию – ну, как было в те годы. И вот, это… это где-то вот… э-э-э… зима, зима вообще, во всяком случае, ноябрь… Да, месяца 2 я репетировала. Они до этого ещё… И он сказал: «Как хочешь! Хочешь – навсегда, хочешь – на это… хочешь – на п… ну, насколько хочешь! У тебя полный карт-блянш, делай своё!» Страшно же уходить из насиженного места! Он говорит: «А в театре можешь сказать, что Ефремов просит помочь!» Когда я так сказала, Ростислав Янович Плятт, царство ему небесное, изумительный же был человек… он сказал: «Когда Ефремов просит – отказывать нельзя!» И вот целый год… я уже три роли сыграла во МХАТе, а числилась и зарплату получала в Моссовете. (смеётся) И даже перед уходом моим мне прибавили зарплату. Я говорю: «Так торопитесь избавиться?» (общий смех) Вот. Они смеются и говорят: «Да нет, Ия Сергеевна, Вы у нас заработали. А когда ещё там ваш МХАТ расчешется?..» ЛЧ: То есть, где Вы и по сей день? ИС: А? ЛЧ: Где Вы и сейчас? ИС: Ну да. ЛЧ: Угу. ИС: И вот с тех пор, уже по сей день я… и пошла я туда не во МХАТ, нет, а именно к Ефремову. Потому что я всю жизнь его необычайно ценила, уважала – и до сегодняшнего дня. ЛЧ: Ну, давайте… ИС: Он, конечно, необыкновенная личность! Вот вкратце то, что, можно сказать… ЛЧ: Ну, давайте тогда к Владимиру Семёновичу перейдём? ИС: Ну, давайте перейдём к Владимиру Семёновичу! ЛЧ: Ну, обычно со знакомства начинают. ИС: Ну, вот сла… очень сложно мне определить момент нашего знакомства. Это м-м-м… это просто даже мне самой не вериться! Ну, я уже Вам говорила, по-моему, по телефону коротко… ЛЧ: Угу. ИС: …что эти два человека не соединялись у меня в одного человека. ЛЧ: То есть, песни и сам? ИС: Очевидно, поскольку он мне потом рассказал, э-э-э… что он снимался со мной в «Грешнице». Я так и не знаю, выкинули этот эпизод или сохранился этот эпизод в «Грешнице»? ЛЧ: А вот давайте… тут есть – Филиппов кое-что рассказал. ИС: Да. А он жив, Филиппов, разве? ЛЧ: Филиппов? Счас – не знаю. Но вот это – 10-летней давности интервью с ним. Я Вам зачитаю счас… ИС: Да. ЛЧ: …а Вы послушаете, как... ИС: Да, давайте! ЛЧ: …как это всё выглядело с его слов. ИС: Ну-ка! ЛЧ: Значит, вот… Заслуженный деятель искусств РСФСР, кинорежиссёр Филиппов. ИС: Да. Ну, неважно, я помню. ЛЧ: – Расскажите, пожалуйста, о Вашей первой работе с Владимиром Высоцким! – В 61-ом году в конце лета или начале осени я снимал на «Мосфильме» картину «Грешница». Значит, фильм вышел на экраны 03-го сентября 62-го года. Это был антирелигиозный фильм. В то время прокатилась целая волна таких картин, например, «Тучи над Борском» и другие. Но все они имели один общий недостаток – в них ущемлялись чувства верующих. А «Грешница», наоборот, призывала верующих задуматься, образумиться без всякого давления, порвать с сектой. Вопрос: – Как Вы обнаружили Высоцкого? Он сам пришёл на пробы или Вы его пригласили? – Нет, я тогда ещё не был с ним знаком, но по моему замыслу второй режиссёр или ассистент искали подходящую кандидатуру. Я ведь на эту роль не только Высоцкого пробовал, но и других актёров. Мне понравился Высоцкий. Чувствовалось, что он очень талантливый человек, с ним было интересно работать, потому что он не только понимал, что от него требуется и выполнял это, но и предлагал какую-то свою трактовку. И персонаж у него получался живой, самостоятельный. Вопрос: –Пожалуйста, немного подробнее о фильме, и конкретней об эпизоде, где был занят Высоцкий! – Сначала была опубликована повесть «Грешница», автор её – Николай Евдокимов. Я предложил ему написать сценарий, по которому в дальнейшем мы и снимали картину. Интересно то, что в книге эпизода, о котором идёт речь, не было. Мы его уже в сценарий ввели, и оказалось, неудачно: он не отвечал общей задаче картины. Там появляется такой персонаж – Пыртиков, инструктор райкома, который приезжает в колхоз разбираться с главной героиней. Роль была резкая, нахрапистая. И Высоцкий сумел сыграть такого человека – прямого, недалёкого, мыслящего инструкциями и лозунгами. И по типажу он очень подошёл для этой роли. Сцена получилась драматическая, насыщенная. Но стилю картины эпизод не соответствовал, поскольку этим мы отрицательно влияли на чувства верующих, а к ним, наоборот, нужно было очень осторожно относиться. Получалось, что представитель райкома вместо того, чтобы разобраться, очень агрессивно с главной героиней разговаривает, выясняет, как она попала в секту и прочее. Короче, мы вместе Ией Савиной, которая играла главную роль, и Высоцким, пошли к редактору 2-го творческого объединения Шевкуненко. Долго советовались, взвешивая все «за» и «против», но в конце-концов всё же решили этот эпизод из картины убрать. Володя огорчился, конечно. Это была одна из первых его работ в кино, причём, такая удачная. Да и нам было жалко. Но он всё понял и согласился. А… вопрос: – А как получилось, что инструктор райкома трансформировался в корреспондента и почему вообще эта роль упоминается в перечне его работ, хотя никто Высоцкого в картине видеть не мог? Он отвечает: – Вероятно, из-за титров, где в эпизодах указана его фамилия. Это, видимо, по чьему-то недосмотру. А «корреспондент» получился так: я в своё время, поскольку фильм вызвал большой резонанс, много давал интервью, и в «Советском экране», помнится, и в других изданиях. Где-то упомянул и о Высоцком. Но так как он в самом начале эпизода грозится пропечатать в газете фельетон, то я машинально назвал его «корреспондентом». Отсюда, видимо, всё и пошло. Вот всё, что он рассказал. ИС: Понятно. То, что я ходила к Шевкуненко, да ещё с Володей, и мы это обсуждали – это я совершенно не помню. И, возможно, я и не запомнила так именно потому, что когда я смотрела картину – эпизода этого не было. ЛЧ: Изначально? ИС: Изначально его не было в фильме. ЛЧ: И Высоцкий Вам говорил то же самое? ИС: А? ЛЧ: То же самое Высоцкий говорил Вам? ИС: Нет. Высоцкий не говорил ничего про эпизод. Он просто сказал… спросил: «А Вы помните…» ЛЧ: Ага. ИС: Э-э-э… он тогда ещё говорил мне «Вы» и «Ия Сергеевна» даже! «Вы помните, Ия Сергеевна, что… когда мы первый раз с Вами снимались?» Я говорю: «Мы снимались?» Он говорит: «Да! В «Грешнице»!» (общий смех) Я говорю: «Убейте меня камушком – не помню абсолютно!» ЛЧ: Это он имел… он имел в виду, что в одном кадре снимались? ИС: Ну, просто вместе снимались. ЛЧ: Ага. ИС: «Причём, говорит, когда я… совсем был тогда без работы, ну, очень бедовал как артист – без театра, без кино, без ничего… ну, и, соответственно, и без денег». Потому что концертов у него, по-моему, тоже тогда ещё не было. ЛЧ: Конечно! ИС: Вот. «И когда я… я так обрадовался, что мне предложили это!» А снимали мы в Бужарово – это там, в районе Истры… ЛЧ: Угу. ИС: Вот. «И я сказал, говорит, своим друзьям, что… (это вот я буквально передаю его слова-то, это уже забыть нельзя, поскольку мы уже были знакомы) что я вот… меня пригласили сниматься в «Грешницу», вот в эпизоде, эпизод вроде интересный… они говорят: «Боже мой! Да там же снимается Саввина! Это же кошмар! Это такая сука! Она же тебе жизни не даст, съест просто с потрохами!!!» (общий смех) И я… я, говорит, ехал на электричке… (меня отвозили на машине на съёмку, а он-то бедненький – на электричке! И было что-то такое… как-то холодно, ветрено, промозгло!) И я, говорит, приезжаю, меня сразу тащат на площадку, и Филиппов говорит: «Ну-с, давайте порепетируем и снимем!» И вдруг, говорит, стоит девочка с косой так – он… ну, Саввина, ну, всё… говорит: «Что значит – «В кадр!», «Снимем!»? Человек ехал на электричке какой-то вонючей, замёрз… ну-ка, быстренько организуйте чай, бутерброды! Пусть он перекусит, отдохнёт, а после этого мы будем работать!» И я, говорит, чуть в обморок не упал! Меня пугали, пугали, а… а «сука»-то оказалась очень порядочным и добрым человеком!» (общий смех) Ну, это Володя рассказывал уже позже. ЛЧ: Это когда было, когда он рассказывал? ИС: Это во время съёмок «Служили два товарища». ЛЧ: «Товарища». Ага. ИС: Вот в каком году – я тоже ведь не помню. Но это Вы должны знать, в каком году! ЛЧ: Ну, это – да! ИС: Это сколько ж уже лет-то прошло? ЛЧ: 68-ой, вероятно. ИС: Уже лет 7, значит, прошло? ЛЧ: Да. Да. ИС: И тогда уже его песни звучали! И тогда уже было, так сказать – «Высоцкий! Высоцкий! Всё!» Уже совсем… и всё равно – не соединялся. ЛЧ: Угу. ИС: И вот од… одну встречу эту помню очень хорошо. Привёз Товстоногов своих «Мещан». А я видела это в Ленинграде. Спектакль был замечательный совершенно! И они… ЛЧ: В Де… в Детском театре играли? ИС: В Детском театре играли. ЛЧ: Угу. ИС: И я второй раз пошла и поволокла своего бывшего мужа – Всеволода Михайловича Шестакова, профессора и доктора наук, которого тоже Любимов приглашал придти так, поговорить насчёт «Галилея», а Галилея в результате потом играл всё равно Володя! ЛЧ: То есть, он его приглашал на роль Галилея? (сильно удивляясь) ИС: Да, моего мужа бывшего. Но потом всё-таки он остановил свой выбор на Володе. ЛЧ: Интересно. ИС: Да. Да, да, да. А он же играл главную роль – Человека в мантии… ЛЧ: Да. ИС: …и в «ХБЧ», «Хочу быть честным» по Войновичу был спектакль потом в студенческом театре, он играл там тоже главную роль. И как сказал муж Вероники Тушновой… вот не помню, как его зовут… он учёный тоже был… он сказал: «Я не знаю, пр… какой он профессор в своей науке, (у него «специальная динамика подземных вод» – узкая специальность, ну, он очень широкую специальность себе выбрал в гидротехнике, вот) но в театральном деле он – профессор!» ЛЧ: Угу. ИС: И Гарин раза 2 ходил, Эраст Палыч, на «Хочу быть честным», потому что и спектакль ему нравился и – вот работа. Ну, неважно. Значит, идём мы в театр, и вдруг по ступенькам как-то… почему-то мы куда-то спускались, а поднимается невысокого роста человек очень, так цивильно одет, в тёмном костюмчике очень приличном, и говорит: «Здравствуйте, Ия Сергеевна!» Я говорю: «Здравствуйте!» «Я так рад, что мы будем вместе сниматься!» Я говорю: «Да? Очень хорошо!» А я должна была сниматься в «Служили два товарища». Я говорю: «Очень приятно, очень хорошо!» И мой муж спрашивает: «А ты, говорит, откуда знаешь Высоцкого?» Я говорю: «Какого Высоцкого?» (общий смех) Он говорит: «Так это же Высоцкий!» Я говорю: «Ну, ладно!» Ну, ка… какой Высоцкий вообще? Что такое?! А я в театре-то нигде не видела. Очевидно, вот Сева его знал… может быть, они встречались там, на Таганке. Но я не в курсе. Ну, ладно, Высоцкий и Высоцкий, очень хорошо. Съёмка первая. Значит, там репетируем, играем какую-то сцену. А там (нрзб): «Перерыв!» В перерыве группа, которая смотрела на Володю распахнутыми глазами обожающими, устраивает чаепитие. То есть, мы не… ЛЧ: Это где? ИС: Ну, там, в группе же. ЛЧ: На «Мосфильме»? ИС: На «Мосфильме». ЛЧ: Ага. ИС: Вместо буфета в перерыв они организовали бутерброды, чай, то-сё… и принесли гитару. И Володя взял гитару, и я вот впервые услышала, как он живьём, что называется, поёт. И первая песня, которую я услышала, было «Лукоморье». Вот первая-первая песня. А я её не слышала до того, вот ни в чьей интерпретации, ничего, только от него вот лично. Я совершенно обалдела – так мне это понравилось! Потом он довольно много пел, я уже не помню, что именно. Но вот с этого первого… вот… вот с этой первой песни я совершенно окончательно и бесповоротно влюбилась в него вот как в поэта и певца! Но, когда он её спел, я совершенно ошарашенная… я говорю: «Володя, какая прелесть! Какое чудо! А кто Вам это сочиняет?» (общий смех) Он, в одно касание… в одно касание сказал: «Моя жена!» (общий смех) ЛЧ: Правда? ИС: Группа хохотала! Я ничего понять не могла. И по моему обескураженному лицу он, очевидно, понял, что я не придуриваюсь, не притворяюсь, не подкалываю, там, его, понимаете? И вот так-то вот мы… вот так тогда я соединила наконец-то в одно целое: некоего Высоцкого, который поёт и некоего Высоцкого, который артист где-то. ЛЧ: Угу. ИС: И вот тогда уже, во время съёмок он мне и рассказал о «Грешнице». А Филиппов-то, он очень был милейший, забавный такой человек. В каком плане забавный – он говорил: «Ну, тут актёрская сцена, тут вы сами!» ЛЧ: И что, вам приходилось импровизировать? ИС: Да нет, ну, сами… репетируется… мы сами… ну… ну, в общем, сами… сам себе режиссёр! ЛЧ: Как это? Без присмотра, прямо так? ИС: Нет, он тут присутствовал. ЛЧ: А? (смеётся) ИС: Но помочь ничем не мог. А когда вот у меня был там проход какой-то такой – я иду по просеке в лесу, а сзади – машина едет. И вот я потом… чтоб подб… ЛЧ: Что это за кадр? ИС: В «Грешнице». ЛЧ: А, в «Грешнице»? ИС: В «Грешнице». ЛЧ: Угу. ИС: И едет машина. И я, значит, должна остановиться… фары там или не фары – я не помню. Вечер, день… ЛЧ: А, да, да, да, было, было! Ага, точно! Угу. ИС: И я как бы останавливаюсь. Здесь – Гога Егиазаров, замечательный оператор, на тележке, вот… и тут Филиппов просто сфонтанировал, он говорит: «Вот ты, я… понимаешь, вот идёшь, а тут птички, тут цветочки, тут то-сё…» Я говорю: «Вы лучше мне скажите: «Промелькни глазами мимо камеры! А то – какого хера: птички, цветочки?!» – и Гога упал с этой… с этой тележки просто! (общий смех) Так что, э… к чему я это рассказала – характер у меня был, действительно… сейчас я просто ангел, а тогда!.. Поэтому Володю не зря… не зря стращали. Но, во всяком случае, и зря стращали. (общий смех) И вот с тех пор у нас установились какие-то ну, дивные отношения такие. Там… я ведь «Служили два товарища» несколько лет не смотрела, просто не хотела. Я была возмущена, потому что лучшую нашу сцену, как мы её называли «постельная сцена»… ЛЧ: Угу. ИС: …где они разговаривают… ЛЧ: О «Белом деле»? ИС: Выбро… выбросили из картины! ЛЧ: Про «Белое дело» разговор идёт? ИС: Ну, там и про «Белое дело», и про жизнь, ну, про всё. ЛЧ: Ага. ИС: Вот. И, готовясь к этой сцене, мы несколько дней… я ходила с ним. А у Володи это первая большая роль, он немножко нервничал, и так далее… вот. Мы в обнимку с ним ходили, заходил к Михалкову в группу в новую, к Кончаловскому… ЛЧ: Это… А! ИС: Туда… по «Мосфильму», в общем. ЛЧ: К Андрону, да? ИС: Всё… и все говорят: «Ну, какая… как неразлейвода, прям… прям… прямо – неразлейвода!» И вот мы сняли эту сцену, все попадали вокруг – и операторы, и кто вокруг были. Такая была сцена! Там не было, как Вам сказать, никаких… никакого такого интима примитивного, но о каком бы деле ни говорилось – всё было пронизано такой огромной любовью этих двух людей! Но эта женщина, оставшаяся совершенно брошенная, как песчинка, без никого… без… и весь свет, весь мир, всё… всё сконцентрировалось вот в этом случайно встреченном человеке! Вот. И он это ощущал, и не зря же потом вот – непременно жениться, непременно обвенчаться, непременно то, непременно сё, там – по… по… т… ЛЧ: Это когда его уже отправили на Перекоп там работать, да, по сценарию? И он перед отправкой зашёл к Вам там вот на ночь? Так по сц… по фильму. ИС: Ну, да, да, да. Он там… ЛЧ: Ага. Угу. ИС: Да, да, да, да, да, да. Да. И после того, как мы сняли эту картину… у нас была реквизиторша, такая бой-баба, она, в общем, смотрит и так говорит: «Ия, у меня бифштекс есть дома отличный! Может, поедем, поужинаем?» (радостно) ЛЧ: Это в Москве всё, да? ИС: Всё в Москве, да, да, да, да, да! ЛЧ: Ага. ИС: Ну, в павильоне. А мы умываемся уже, разгримировываемся… и такая… в разгримировке много-много-много, знаете, таких этих раковин подряд стоят… ЛЧ: Угу. ИС: …там мы разг… Володя там умывается, я тут умываюсь. И он говорит: «Ий, а, может быть, действительно, поедем?» ЛЧ: (смеётся) ИС: А я говорю: «Володь, а зачем? Сцену-то мы уже сняли!» (смеётся) Он так хохотал, говорит: «Ну, сволочь! Ну, сволочь!» (общий смех) И в этот был, как бы вот… так вот перескочили мы на юморе те отношения, которые я никогда не завожу на съёмочной площадке. Площадка – святое место! И, наверно, так я его до… пожизненно и до сих пор люблю, и он ко мне идеально, на мой взгляд, относился. Потому что у нас не было примитивного романа никогда! – это я абсолютно честно и откровенно говорю. Если бы он был – я бы тоже не скрывала, потому что этим можно было бы и гордиться. Но вот такие отношения, дружеские, они в тыщу раз ну, прочнее, что называется. И Володя это понимал. И в то же время вот это наше знакомство, когда я была уже как бы САВВИНА, уже «Дама с собачкой», а он – как бы не это, долгое время он ну, как бы чуть-чуть снизу вверх на меня смотрел. И это не было ни показухой, ни мни… а вот каким-то ну, трогательным уважением, что ли… ЛЧ: То есть, с учётом этих фильмов, в которых Вы снялись? ИС: Я даже… даже не фильмов! А вот… вот – как мы познакомились… ЛЧ: Угу. ИС: …как оказалось, что я недурной человек, и так далее и так далее… вот. И потом… ну, снимаемся, снимаемся. И мы едем на спектакль, он – к себе на Таганку, а я – в театр Моссовета. Везут нас на машине до улицы Горького. Ему рано ещё, нам рано. И есть хочется. А там пельменная была. ЛЧ: Это во время съёмок всё, да? ИС: Да. ЛЧ: Ага. ИС: Была пельменная. И он говорит: «Может, зайдём, поедим пельменей перед…» А я говорю: «А ты как потом?» «Да я тут на метро доеду, пустяки! А тебе – пешком до театра, рядом!» Я говорю: «Хорошо!» Мы заходим. Я никогда в жизни не позволяю себе и не позволяла никогда какого-либо спиртного во время съёмок. Но я играла «Странную миссис Сэвидж», а там сумасшедшая девочка такая – Ферри, одна из моих любимых ролей. ЛЧ: Ага. ИС: И она такая непредсказуемая, что вот здесь и только из-за Володи я говорю: «Может быть, по 25 грамм коньяка? Или ты вообще перед спек…» Он так смотрит на меня… я говорю: «Если у тебя нет денег – ты не волнуйся, у меня есть деньги, я…» А там продавался коньячок, всё там, пельмени. ЛЧ: Угу, угу. ИС: Ну, и опять молчит и смотрит на меня внимательно – вот как с песней – как… как… кто… кто сочинил. Он говорит: «Ий, ты что, издеваешься?» Я говорю: «Почему? Как? С какой стати мне издеваться? Да нет, нет, ну, ради Бога, я просто… я думала, что для 25-и грамм коньяка спектакль…» И вот он по выражению опять лица и по всему понял, что я не знаю вот это – его слабость, когда он запивал. И когда села, он так абсолютно спокойно, так как… ну, как… он говорит: «Ну, ты что, действительно, не знаешь, что я алкоголик?» Я говорю: «Да ты надо мной издеваешься!» (мы уже перешли на «ты», и всё) Я говорю: «Ты, по-м… ты что, шутишь? Да ты что!» Я вот уже… ск… вот счас сколько уже, 9… ну, очень дав… долго… и он спокойно-спокойно, как-то просто и ненавязчиво, и даже как бы с тоской: «Я, говорит, абсолютно нормальный человек, я не хочу выпивать или ещё что, но иногда, если случается вдруг, там – мне даже и 10-и грамм хватит для того, чтоб потом я вошёл в штопор, и выходить из которого очень трудно!» И… и всё-таки, вот он так об этом говорил – ну, просто! И видно было, что ну, человек так откровенен, ну, как мо… можно быть откровенным с другом. Я всё равно не поверила! Я не поверила ему, я решила, что ну, это он меня разыгрывает. Ну, потому что он… никаких признаков, что называется! И почти весь фильм до конца всё было нормально. А потом мы должны были сниматься в Одессе… ЛЧ: Угу. ИС: …вот последние кадры… ЛЧ: Это какие? ИС: А вот – пароход, отх… от… отплытие, там же мы… ЛЧ: Прыжок в воду, да? ИС: Прыжок в воду, и как они продираются сквозь толпу. И там же было и венчание, там мы снимали. ЛЧ: Это в Одессе снимали, венча… венчание? ИС: В Оде… в Одессе. ЛЧ: Ага. ИС: По-моему, в Одессе. Да. ЛЧ: Вроде можно было и в павильоне снять. Сын ИС: (нрзб) спасибо! Спасибо! ИС: Ну, нет, по-моему, в церкви. На здоровье, маленький! Мой посуду пока. Вот. И мне звонят. А у меня температура – 39… ЛЧ: Куда? Там, в Одессе? ИС: Нет, в Москве. ЛЧ: А, сюда? Угу. ИС: Звонят и говорят: «Ия Сергеевна, нужно срочно вылететь в Одессу!» «Счас… я уже не могу счас лететь, потому что я больна абсолютно!» И говорят: «Ну, поймите, мы потеряли Высоцкого! Он улетел на Дальний Восток!» Он же всегда: «А я взял и уехал в Магадан… квиты!» Помните же? ЛЧ: Конечно! ИС: Да. «(нрзб) мне говорили: «Ваша дама бита!» – взял, и вот… когда он: «Квиты!» Он потом приезжал… опять наперёд… я на Фрунзенской набережной жила, довольно часто приходили они ко мне, там, по разным… ЛЧ: Напротив парка Горького? ИС: А? ЛЧ: Напротив парка Горького Вы жили? ИС: Да. ЛЧ: Угу. ИС: И он приезжал… я забыла его фамилию… вот с этим своим другом, который «Бабье лето-то» написал! ЛЧ: Кохановский Игорь? ИС: Да. ЛЧ: Угу. ИС: Да, да, да. Я помню, они приехали вечером, Володя был немножечко… ну, вот, совсем немножечко, он выхо… уже они прилетели оттуда, значит, уже, кончилось его путешествие. ЛЧ: Он с ним прилетел из Магадана? ИС: Из Магадана. ЛЧ: С Игорем? ИС: Да. И они пришли ко мне на Фрунзенскую. Жаль только, что уже свекровь померла. Я тряслась, думаю – Володька поёт, а она же там… у неё характер такой! Не даёт ей спать! ЛЧ: Секундочку, а фильм уже закончен был? ИС: Это – уже был закончен фильм, вот этот эпизод. ЛЧ: Угу. ИС: У… а потом, Янина Адольфовна… она полька русская, моя бывшая свекровь… она мне потом сказала, какое же она получила наслаждение, слушая! Он впервые в жизни пел «Баньку» тогда, ещё никто её не слышал. «Это впервые в жизни, говорит, вот я сочинил, я специально… вот, мы приехали, я… по… поехали к Ие, она поймёт!» (смеётся) ЛЧ: То есть, Вы его песни принимали безоговорочно? ИС: Безоговорочно принимала его песни! Более того, когда он начинал петь, я просто вот так вот на ковре усаживалась на полу и смотрела ему в рот. (смеётся) Вот на этой кассете-то там, когда я говорю: «Володя, ну, мою любимую! Володя!» ЛЧ: Ага. ИС: Он всё поёт и другое и другое. «Володя, твою мать! Ну, кому сегодня 33 года?» Тут же он стал петь: «Ну, дела!..» Вот он: «Жила-была, вдруг взяла, собрала и ушла…» – это Абдулову… это Севе посвящённая песня. Ну, ко… короче говоря, потеряли, он улетел. И вот он наконец, всё, он прилетает… ЛЧ: То есть, он сорвал съёмки? ИС: Он не сорвал съёмки. Перебазировались в это время на натуру в Одессу. И пока это было… почему? Я-то его тоже потеряла! ЛЧ: Ага. ИС: Съёмок не было, а тут я ещё заболела. И он улетел. Оттуда, говорит, он прилетает. И надо поймать этот момент вообще, что вот он… он в Одессу приле… прилетает вот завтра! И вот… вот сегодня нужно вылететь, вот сегодня просто! Ну, что делать? И вот я с этой огромной температурой, совершенно больная лечу. Со мной летит какая-то девочка, то ли знакомая, то ли кто – не знаю, проследить – Володя-то там есть или как, что, чего. Приходит директор группы… я прилетела вечером, завтра съёмка. И говорит: «Мы не можем найти Высоцкого!» ЛЧ: То есть, он уже в Одессе, но найти не могут? ИС: «Не можем найти Высоцкого!» Я говорю: «Вы что, с ума сошли? Берите машину, объезжайте все… не так уж тут много мест, где он может бывать! Он бывал там. Объезжай всё, ищите! Вы что? Я прилетела с температурой! Съёмка должна быть завтра – во что бы то ни стало!» Они объехали всё, приезжают, он белого цвета: «Нет, говорит, не нашли!» Я говорю: «Ну, а номер у него заказан?» «Да». Я говорю: «Тогда не раскладушку ставьте мне здесь вот для этой девочки, а поселите её в номере у Высоцкого пока, чтобы я спокойно…» ЛЧ: Одну секундочку, я счас (нрзб)! ИС: Угу. (переворот кассеты) ЛЧ: Угу. ИС: Вот. И он говорит: «Хорошо, хорошо!» Повёл эту девицу в номер к Володе… ЛЧ: Это не Василий Орешин? ИС: Не знаю. И прилетает весь… весь счастливый: «Володя спит в номере!» Как они его пропустили? (смеётся) Он прилетел, номер для него был заказан. Они искали его везде! Но только не догадались… организаторы, говорю… это… ЛЧ: В его… зайти в его номер. ИС: Зайти в ег… зайти к нему в номер! И гримёрная у нас была в той же гостинице, где мы жили, в номере. И я же впервые Володю вижу в… он… ЛЧ: В таком виде. ИС: Я же не верила! Да. И вот он сидит в гримировальной у этого столика, опустив голову вот так. Я сзади подхожу и говорю: «Володечка, здравствуй!» «Здравствуй!» –говорит, а глаз не поднимает. Ну, трезвый. Он… он трезвый. Ну, со шлейфом, что называется. И я говорю: «Я тебя очень прошу… у нас тут 3 дня съёмок, на 3 дня рассчитаны, но я очень больна, у меня высокая температура! Давай напряжёмся, снимем всё… всё в один день!» Тут он поднял голову и сказал: «Да, да, конечно, конечно, конечно!» Это был напряжённейший день, страшный! И дважды происходила страшная вещь: он вдруг стал белого абсолютно цвета, и говорит: «Прости меня ради Бога, но я должен выпить глоток!» И я его, значит, обнимала, мы… вот так прохаживались мы. Я говорю: «Володечка, я тебя умоляю, ну, ещё немножечко, ну, ещё чуть-чуть напрягись, и всё!» Он немножко отходил, потом – второй раз он стал пунцовый, просто пунцовый! Повторилась та же история. Потом мне врачи опытные говорили: «Вы знаете, это просто чудо случилось, что вот Вы его ну, как бы водили! Вы не представляете, что могло бы быть! Он бы мог умереть вот в эту секунду!» И… мы сняли всё! Сели в автобус, ему тут же вскрыли, дали бокал шампанского, он это шампанское выпил, смотрит на меня и говорит: «Ты знаешь, я даже не представлял себе, что я тебя так люблю и уважаю! Отца бы родного задушил! Знаешь, это что? Это – я не хочу, но у меня внутри это уже физиологическая вещь!» Это уже не подвластно ему, это организм. Поэтому я никогда в жизни не считала Володю, (как он сказал: «Я – алко…») алкоголиком, нет! Вот опытные врачи называли таких людей «чума». Они сами не хотят, а организм складывается так, что вывести ни лекарствами, ничем! Либо стопка, или… или шампанское или что, либо шок! Иначе организм не справляется. Вот как будто мне в грудь кипяток вливают вместо воздуха, мне останавли… я не могу дышать, мне… (делает глубокий вдох) Я не могу дышать, просто физически не могу дышать. И… и вот дважды он сам на моих глазах справился с этим чудовищным приступом. Какая же сила воли необыкновенная! И после этого я его ещё больше зауважала! Он… по… после этого уже всю картину, и её озвучание, и всё, и дальше… по-моему, дальше года 3 он ни грамма не… не выпивал, и столько переделал всего! И столько написал, и снимался потом в фильмах, и так далее, и так далее… и играл в театре. А на одном из дней рождений… то ли моём даже, то ли ещё чьём-то – не помню, какие-то доброхоты… как всегда он приходил после спектакля, гитара стояла за пианино. Он знал, где стоит гитара. Но у меня был закон… ЛЧ: Ва… Ваша гитара? ИС: А? ЛЧ: Ваша гитара? ИС: Да. ЛЧ: Ага. ИС: Но закон был: ни один человек рта не открывал, прося его петь! Ни в коем случае! Если он захочет – он знает, где стоит гитара и он сам будет петь. Но, чтобы никаких просьб, никаких приставаний! Человек пришёл со спектакля, он должен отдохнуть. У него своё было место – тут, с краю у стола. Здесь стояли соки ему всякие, там, и всё прочее. И, действительно, потом когда он вот так взял гитару и до 6-и утра он пел, не переставая! И до 6-и утра вот я сидела на… на ковре и слушала, и все, значит, получали счастье, наслаждение, и так далее, и так далее. ЛЧ: А кто запись эту сделал? ИС: Женя Мисаилов. Это… он музыкант в ансамбле Александрова. ЛЧ: Ага. ИС: Это мой дружочек давний. Вот когда ехали люди тогда заграницу… а ансамбль Александрова-то ездил много, ну, покупали там всякие шмотки, чтоб продать, чтобы потом… по… построили, там, себе дома, кооперативы! У Женьки не было… двое детей, жена… а он тащил магнитофончики какие-то ещё примитивн… ну, всё, что… фё… этот самый… про… проектор какой-то, «Дракулу» какой-то фильм он привёз. Мы ещё с мужем озву… то есть, вот такой человек. ЛЧ: Угу. ИС: Чистоты необычайной и прелести. И вот он записывал. Но, так как несовершенная была аппаратура абсолютно, то запись… ЛЧ: Довольно хорошая запись! ИС: Ну, всё равно она нечистая такая запись. И это уж было законом. Володя пел. И кто-то… нет, по-моему, это всё-таки не у меня было… он потом говорил… Кто-то из доброхотов, не думая, что хотели сделать ему гадость, ну, непонимающие, в стакан с соком налили ему, там, грамм 20 коньяку. ЛЧ: Ты подумай, а! Ц! ИС: И всё! И… и всё. И вот тогда реанимация, когда Марина-то простояла чуть ли не 17 часов у прито… ЛЧ: Это во время кинофестиваля? ИС: …пр… притолоки. Может быть, это раньше было, может быть, это одновременно – я уже счас, честно говоря, по годам не помню. ЛЧ: Угу. ИС: Но я точно помню, что вот очень много, больше, чем… больше 3-ёх лет он просто ни грамма спиртного не брал в рот. А-а-а… и ещё… ну, ну… нет, и ещё какой-то был шлейф небольшой, когда он… мы встретились с ним на «Мосфильме», и я говорю: «Мне сказали, что ты вчера почти сорвал спектакль! Это так?» Для меня в этот момент он был не Высоцким, никем, он был артистом, партнёром. И я его размазала по стенке просто! И он не только не… ну, как сказать… не обиделся, не протестовал, он был бледный, прямо белого цвета, и только говорил: «Июша, милая, прости ради Бога, ну, я клянусь! Ну, клянусь – не повториться! Не повториться!» И один раз только Володя сам, войдя ко мне в дом, прежде, чем сесть за стол, взял гитару. Это было очень смешно. Он уже женился на Марине, его долго не выпускали, а потом разрешили ему поехать на 3 месяца. ЛЧ: Первый раз, да? ИС: Первый раз. ЛЧ: Во Францию? ИС: Да, во Францию. И тут вот он должен был придти. По-моему, опять – то ли день рождения у меня был, то ли что – не помню. Стол, полный людей! ЛЧ: Пе… перед поездкой во Францию? ИС: Перед поездкой. ЛЧ: Ага. ИС: И все обсуждают: вернётся, не вернётся. Вот, вдруг насовсем уедет. Все, значит – как, что, вернётся, не вернётся. Стук в дверь, входит Володя. И, поскольку только что говорили, и говорили вот так вот – (нрзб), все замерли и была мёртвая тишина! Сидело 25 или 30 человек народу, и мёртвая тишина! И, как счас помню, он встал в дверях, обвёл всех глазами, взял гитару из-за… из-за пианино, и так же, стоя в дверях, спел: «Не… эх… не волнуйтесь…» ЛЧ: «…я не уехал…» ИС: «…я не уехал, не надейтесь – я не уеду!» (торжественно смеётся) ЛЧ: Так он как бы слышал этот разговор, видимо? ИС: Он не слышал, он по паузе понял, о чём был разговор, не разговор… ну, настроение людей, состояние – немой вопрос как бы! ЛЧ: Какое чутьё-то! ИС: Он потрясающе! Ну, всегда, и в нормальных-то условиях, когда он приходил: «Ой, Володя, привет! Ля-ля…» – все – шухер, разговор: «Зрасьте!..», ну… а тут – мёртвая тишина и все на него смотрят! (общий смех) И он им: «Не волнуйтесь, я не уехал, не надейтесь – я не уеду!» У меня такое ощущение, что он просто вот сходу это сочинил… ЛЧ: Потрясающе просто! ИС: …и потом это пошло уже дальше. И вот это было у меня, там, на… на Фрунзенской. Вот. ЛЧ: До какого года Вы там жили? ИС: Я там жила до 72-го. ЛЧ: До 72-го? ИС: Да. ЛЧ: А! А в каком месяце Вы переехали оттуда? ИС: Ой, месяца не помню. Но когда я уже… вот Володя поселился уже на Малой Грузинской… ЛЧ: Вы переехали сюда? ИС: А я сюда переехала. ЛЧ: Оттуда – прямо сюда, да? ИС: Из Фрунзенской. ЛЧ: Угу. ИС: Нет! С Фрунзенской – я ещё 8 месяцев болталась, по приятелям я жила, у Россальсов. У Володи Россальса и у Ляли, у переводчиков. Потом я жила у Иры Карташёвой. Не смотря на то, что я была уже Заслуженная и у меня больной ребёнок… но никак не могли пробиться в Моссовет, чтобы выхлопотать мне квартиру. ЛЧ: Значит, Вы здесь с 73-го года, выходит так? ИС: Ну, в общем, прописка у меня в 72-ом, по-моему. ЛЧ: Ага. ИС: Прописка. Но, и… и ещё у меня тут только стол, по-моему, ничего не было. Я потом какие-то доски таскала. Потому что приехал Ханушкевич с театром… ЛЧ: Ага. ИС: …и, встретил меня. Они гастролировали в Моссовете, в театре Моссовета, где я была. И Адам говорит: «Мы хотим к тебе! Вот мы хотим вот… вот… группа наших (нрзб)…» Я говорю: «Адам, у меня не на чем сидеть! Я только что переехала, у меня…» «Ничего, на полу посидим! Но мы хотим обязательно к тебе!» Ну, я тут, конечно, расстряпалась, наготовила всего, наделала. А Володя смотрел спектакль… ЛЧ: Какой? ИС: Высоцкий, их спектакль. ЛЧ: А какой? ИС: Я уж не помню, какой. То ли «Три сестры» он смотрел, то ли ещё… там ещё у них был спектакль с этим… с Ольбрыхским по их поэме какой-то, я забыла… Скотта… нет! Ско… забыла, забыла. ЛЧ: Ага. ИС: Я-то смотрела «Три сестры». И, естественно, они схватили его, и они с… ну, подружились, знали его уже прекрасно все. ЛЧ: И Ольбрыхский был у Вас? ИС: Ольбрыхский, Ханушкевич, эта самая… жена Ханушкевича… ну, ещё несколько актёров, и Володя. Он пришёл чуть позже, потому что зашёл за гитарой. ЛЧ: Ага. ИС: Они уже пришли, а он потом приходит с гитарой. У него 3-комнатная. Марина была во Франции. У меня 2-комнатная. И вот мы… первое, значит, наше «здоровканье», он говорит: «Июш, что ж мы с тобой будем в 5-и комнатах вдвоём делать-то?» (общий смех) Я говорю: «Ничего, придумаем чего-нибудь!» ЛЧ: То есть, в 5-и – это… ИС: Ну, его 3-комнатная и у меня. И рядом! ЛЧ: Его? Интересно. ИС: Что ж делать в 5-и комнатах-то? ЛЧ: В итоге – 5. ИС: В итоге 5 получается. ЛЧ: Да. ИС: А, в общем, ни он не тусовщик, чтобы таскать народ тучами, и я ещё, так сказать, не обосновалась. Ну, это был дивный вечер, он очень много пел, и все поляки были в восторге, и мы были от них в восторге, потому что остроумные они, замечательные – что Ханушкевич, что Ольбрыхский, и всё! Так что был потрясающий, хороший вечер. ЛЧ: А с Ольбрыхским они уже были знакомы? ИС: Да, я б… ЛЧ: Уже были, да? ИС: Да, я уже была знакома. Потом-то уже, когда я на один… ЛЧ: А о… а о… а он? ИС: …на одну ночь только приеж… прил… на один день прилетала в Польшу. Но это – отдельный разговор. Но это – уже про Ольбрыхского, это он… как меня провожал – это целая новелла! Но это к Володе не имеет отношения. А к Володе имеет отношение следущее, что вот когда я переезжала, перевозилась, ремонт, всё, всё, всё, Володя был у кого-то на Красной Пахре на даче, и подвозил оттуда Россальса Володю тоже, на машине. У него уже была машина, по-моему. Он подвозил в Москву. И Россальс мне… наконец дозвонился до меня и говорит: «Ты знаешь, я уже… я Ию потерял, я не могу её уже вот несколько месяцев, там, поймать!» А он, говорит, совершенно спокойно, даже не думая, что он меня может этим обидеть, говорит: «Ну, что Вы говорите, Владимир Михайлович, Вы потеряли… я её потерял!» (общий смех) «Что говорить, если я её потерял?!» Но в этом не было ни капли, так сказать, ну, какого-то своего превосходства, а именно вот ощущения, осязания наших товарищеских, дружеских отношений и доверия друг другу. И вот так вот жила я, жила… раздаётся звонок: «Привет!» «Привет!» ЛЧ: Эт… это когда? ИС: «Это я!» Я говорю: «Погоди, как «я»? Ты же на 3 месяца уехал!» ЛЧ: А! Ага. ИС: А прошло всего месяца полтора. И я говорю: «И чего ты приехал-то?» Он говорит: «Да надоели они там мне, все эти французы! Я соскучился по Москве!» Это вот к тому, что все волновались: вернётся, не вернётся, уедет, не уедет… Куда он денется! Это он без этой почвы не мог жить! И говорит: «У тебя есть что-нибудь поесть?» Говорю: «Конечно!» «Ну, можно я зайду?» Говорю: «Заходи!» Он приходит. Тут же – рядышком. Говорю: «А чего ты хочешь-то вот? Я только… есть – это есть, это есть, это есть, сыр, колбаса, там, это, это, это…» «А яичницу большую, а? Я хочу нормальную, русскую, большую-большую глазунью!» (общий смех) И вот я ему сделала нормальную, русскую, большую глазунью… ЛЧ: То есть, как бы отталкиваясь от французских мотивов? ИС: Ну да, там же всё изыски! ЛЧ: Угу. Ну да. ИС: И вот почему-то именно яичницу! Я сразу вспомнила, говорю: «Ты прямо, как Маяковский, который… (кто-то там, Зоя Берёзкина, что ли, или кто… когда уже всё на синтетике, ещё… она просила 2 яйца сырых, там, или что… помните?)» ЛЧ: Угу, угу. Было. ИС: Ну, это прямо вот ностальгия! И вот он мне тогда рассказал о поездке. ЛЧ: Что рассказывал? ИС: В основном он рассказывал про встречу с Барышниковым. ЛЧ: С Барышниковым? (недоумённо) ИС: Миша Барышников, уезжая в гастроли… ЛЧ: Он вроде тогда ещё был здесь, Барышников! ИС: Барышников, уезжая в гастроли, единственное, о чём меня попросил – чтоб я ему дала кассету с Володиными записями. У меня уже было несколько кассет. Он его обожал совершенно! И никто не думал, что Мишка не вернётся, Мишка сам не знал об этом. ЛЧ: А у Высоцкого была это первая поездка, во Францию? ИС: Вот первая, когда он поехал… ЛЧ: Ага. ИС: …вот на 3 месяца… ЛЧ: Угу. Угу. ИС: …к Марине. А вернулся через полтора, там. Не дожил там ещё месяц. ЛЧ: Да. ИС: Вот. И в это время, когда он был там, там был Барышников. И когда то ли Володя… я уж не помню, то ли они с Мариной пошли на балет, то ли… скорей всего так… и когда тот вот узнал, что здесь Володя, он заплатил дикую неустойку, отменил балет… ЛЧ: Ничего себе! ИС: …приехал к Марине и жил у них с Володей! Говорит, ходил в шерстяных носках по полу, без… безо всего, вдыхал, так сказать, воздух… часть воздуха России… а у Володи были какие-то заделы на… в Ленинграде в это время, какие – я не помню точно. Вот тогда, по-моему, он приезжал, у Нины Ургант был, и дети жили у Ниночки – это моя ближайшая подруга. ЛЧ: Она мне рассказывала, да. ИС: Вот. ЛЧ: Угу. ИС: И э-э-э… вот Володя звонил когда по этому телефону в Ленинград, Мишка, говорит, стоял рядом белый совершенно, и говорит: «Мой Ленинград! Моя Мойка!» Он страшно тосковал! Страшно тосковал! И… но он боялся, естественно, вернуться, потому что по тем временам с ним всё, что угодно могли сделать: могли не дать танцевать… хоть его уговаривали, квартира его стояла долго-долго нетронутая. Машину, которую он купил перед самым отъездом… У него не хватило, назанимал денег, не хватило у этого великого танцовщика 40 копеек на бензин – ему кто-то 40 копеек дал, чтоб бензин влить! Она ж без бензина стоит, машина… чтоб отъехать. «Волгу» он тогда купил. ЛЧ: Вероятно, были заделы в Ленинграде с Кириллом у него? ИС: Может быть, может быть. ЛЧ: Не помните? ИС: Я не помню. Просто не помню я. ЛЧ: Ласкари «Пароход» ставил тогда. ИС: Я не помню. ЛЧ: Нет? Угу. ИС: У-у. Думаю, что мы… и… и тоже, о чём говорили – не помню. Мы вот из Ленинграда как-то вместе случайно возвращались… ЛЧ: В поезде? С Высоцким? ИС: …и случайно… да! И встретились случайно в поезде. И не просто в поезде, а в одном купе! И вот тот же Володя… ну, я долго что-то его не видела, вот он что-то такое мне рассказывал! А… я говорю: «Ладно… всё, что ты говоришь – это очень хорошо, и планы у тебя грандиозные и прочее и прочее…» А он уже, по-моему, уже съездил ещё раз заграницу. ЛЧ: Угу. ИС: «Но за каким чёртом ты ботинки надел на каблуке?!» (общий смех) «Ну, говорит, модно! Вот это Марина купила… (или ещё что-то такое, там), говорит, модно!» Ну, не на вы… ну, (нрзб) ну, были модны какие-то. «И чтоб я этого не видела! Если будешь когда-нибудь ко мне приходить – приходи в тапочках, чтоб каблуков я у тебя не видела!» Ну, мы очень смеялись. ЛЧ: И прямо большие каблуки были, да? ИС: Не большие, но вот такого среднего размера каблук. ЛЧ: Угу, угу. ИС: И вот я за эт… ск… за эти каблуки, значит, его долго-долго мучила, мурыжила. ЛЧ: Это вот эта поездка была в те времена, когда у него в Ленинграде были эти дела вот с этим?.. ИС: Вот, очевидно, да. Ну, потому что – иначе как? Я тоже не помню, почему я ездила в Ленинград. ЛЧ: Или, может быть, у него было связано с «Дуэлью», со съёмками? ИС: А может быть, да, может быть. ЛЧ: А! Может быть так, да? ИС: Может быть. ЛЧ: Ага, понятно. ИС: Потому что, как обожал его Хейфиц, когда «Плохой хороший человек» он снимал! И, действительно, он… у него работа там классная! Просто замечательная работа в «Плохом хорошем человеке»! ЛЧ: Ой, кстати, один маленький вопросик… ИС: Ну! ЛЧ: …от темы отвлечёмся. Вы не в курсе, Светозаровы – это его сыновья, да? ИС: Светозаров и Хейфиц? Сыновья. ЛЧ: Угу. Угу. ИС: Володя Светозаров – потому что фамилию бабка умолила в честь деда. А его же жена, Хейфица, была Светозарова, Ирина Владимировна. ЛЧ: Мне счас на «Ленфильме» сказали – я так просто удивился, что я не знал о его (нрзб). ИС: Да, да, да, это его дети. ЛЧ: Угу. ИС: И вот – Митяй, как мы его называли. Митяй, Митька. Митьку-то я помню ну, совсем крохой, когда я снималась в «Даме с собачкой». Когда мы ехали во Францию на кинофестиваль… он возил, везли его… Хейфиц рассказывает: «Я снял чемодан, а этот карапуз подходит и говорит: «И ты вот с этим чемоданом полетишь во Францию?» (общий смех) Этот обшарпанный там… «Да! Эх, Ванёк ты, Ванёк!» – сказала эта кроха. «Ванёк ты, Ванёк!» И летит во Францию с таким чемоданом. Вот. Ну, что Вам ещё вот рассказать? ЛЧ: У меня есть вопросы. ИС: Давайте! ЛЧ: Значит, Вы говорили, что когда Высоцкий был без работы и ходил по театрам, и он приходил в Моссовет, Вы там его ещё встречали. ИС: Вот Вы знаете, это просто мельком. Тогда же Золотухин, не помню, он уже ушёл из Моссовета? Ведь он работал в Моссовете какое-то время. ЛЧ: Ага. ИС: Может быть, это с его подачи он туда зашёл? Может, он просто шутя сказал, что на работу? Может, он к Золотухину приходил? Я вот этого не помню. Но то, что я видела его в гардеробной театра имени Моссовета… но тогда я не знала, что он – это он. ЛЧ: Но это было д… ИС: Просто я вспомню… это было до «Служили два товарища». ЛЧ: …до Товстоногова. До Товстоногова? ИС: До Товстоногова, да. ЛЧ: Ага. ИС: До… до нашей встречи. Там… ну, это было где-то после «Грешницы». ЛЧ: Угу. Ну, какие обстоя… ИС: А в «Грешнице» я его не помнила, как Вы поним… знаете. Вот. ЛЧ: Год… год Вы тоже не помните? ИС: Тоже не помню, какой это был год. Ну, что-то… ЛЧ: Ну, 62-ой мог быть? ИС: Где-то вот 62-ой… ЛЧ: Да? ИС: Вот эти вот годы, когда он был… это Вам лучше знать, когда он… и ещё одна – вот когда мы приехали к Вознесенскому, и вот был этот вечер, когда Володя пел, и во что-то «врубались» наши великие, во что-то не очень. ЛЧ: А кто? ИС: Ну, Бела Ахатовна … ЛЧ: Ага. ИС: …Ахмадулина и Окуджава. Ну, они же разно… ну, совершенно разные! Поэтому – с непривычки-то как? У меня очень многие годы было так: вот я слушаю Володю – и прямо немедленно хочется послушать Булата! Слушаю Булата – ну, немедленно хочется слушать Володю! Вот они такие разные, но они как-то дополняли друг друга для меня необычайно! Вот. А потом, когда Володи-то не стало, как Белу не сажали в автобус, чтобы поехать на кладбище! Какие там… жуть, что было! И тут я выскочила, как сумасшедшая и говорю: «Вы Ахмадулину!...» А она была прямо бледная, так… она страшно переживала! Вот уже много лет прошло после этого. Ну, вот когда мы были у Вознесенского, значит, там… во что-то «врубались» они, во что-то нет, Володя чувствовал, что вот это нравится, а вот это, там, не очень. И очень волновался там, нервничал. Ну, всё прошло хорошо. И мы ушли, пошли на набережную… ЛЧ: К Вам? ИС: Ну, набережную – там, на Котельниках. Вознесенский-то на Коте… ЛЧ: А! Просто погулять? ИС: Та… не погулять, а поймать такси и разъезжаться по домам. ЛЧ: Ага. Ага. ИС: Он тогда жил, по-моему, на улице Телевидения. А я – на Фрунзенской набережной, 16. То есть, в одну сторону. И я, как привыкшая всегда всё делать самостоятельно, машинально стала ловить машину. Он стоял в сторонке и наблюдал. (смеётся) А я ловлю, ловлю – никто не останавливается. И вот тут Володя сказал замечательную вещь, он говорит: «Ия, концертов мне не дают, денег у меня нет, того-то у меня нет…» В общем: «Этого я не могу сделать, этого я не могу, вот этого не могу… Единственное, что я могу – это поймать такси! Можно я это сделаю?» Ну, я засмеялась и говорю: «Давай!» Мчится машина в противоположную сторону от нас… ЛЧ: (смеётся) ИС: …туда, значит, к «Автозаводской» или куда, по набережной, вот туда. Просто мчится такси. И Володя выходит, и так вот делает отмашку – с визгом тормозов останавливается машина, он подходит и говорит: «Друг, не подбросишь?» Он говорит: «То есть, как это не подброшу?!» Он говорит: «Ну, нам в противоположную сторону!» Видно, что он мчался в парк, там, или куда… мчался прям! ЛЧ: Так… такси было, да? ИС: А… Такси. ЛЧ: Ага. ИС: Он разворачивается прямо тут и говорит: «Вам – куда угодно!» ЛЧ: Ничего себе! (восхищённо смеётся) Да! ИС: И Володя говорит: «Ну, я ж тебе говорил, единственное, что я могу сделать в этой жизни – это поймать такси!» Вот так он… так его уже знали и любили, что даже таксисты узнавали его в лицо, и… «Вам – куда угодно!» – я была потрясена!!! ЛЧ: Это не Новый Год ли был случайно? ИС: Нет, это не Новый Год. ЛЧ: Нет? ИС: Нет. Это был специально организованная вс… вечер, встреча, ужин Вознесенским – вот чтоб познакомить с… поэтов. ЛЧ: Угу. ИС: Потому что он же… всю жизнь, как я уже говорила, всю жизнь утверждал, что Володя – большой поэт, настоящий. ЛЧ: Ия Сергеевна, а по встрече в Мосс… в театре Моссовета Вы больше ничего не помните, вот тогда? ИС: Ничего! ЛЧ: Только вот… ИС: Просто вот сказал человек: «Да вот пытаюсь на работу устроиться!» А я и говорю: «Ну, и помогай Вам Бог!», и пошла. ЛЧ: Вот и всё, да? ИС: И всё. ЛЧ: Ага. ИС: И причём, лицо знакомое, а кто – не знаю. Просто сказал: «Здрасьте!» Я тоже поздоровалась. ЛЧ: Види… ИС: Только потом я сообразила, вот так вот, по… ЛЧ: Видимо, всё-таки с «Грешницы» у Вас это… ИС: Ну, да, да, да, да. Это, значит, очевидно, где-то после «Грешницы». ЛЧ: А вот тогда, когда у Товстоногова, когда Товсто… в Детском театре вы встретились, с ним кто-нибудь был? ИС: Нет, он шёл один. ЛЧ: Один, да? ИС: Да. Он почему-то поднимался… вот я помню, эта лестница… почему-то мне кажется, белые ступени, там такие мраморные или какие… ЛЧ: А Вы… ИС: И он вот поднимается, в костюмчике – вот счас… как счас вижу, так вприпрыжечку как-то поднимается, увидел меня, поздоровался и сказал: «Как счастлив, что…» Угу.
_________________ Мы откроем нашим чадам правду - им не всё равно...
|