На Куличках Лион Надель интересовался, и вот -Молодой «Современник» поставил пьесу Олби «Баллада о невеселом кабачке» с Табаковым и Волчек в главных ролях. Олби был одним из немногих разрешенных в СССР иностранцев, и современниковцы носились с ним, как с дорогим гостем. В этом не было ни грамма общепринятой показухи: искренность и честность, с какими жил и общался «Современник», удивляли и потрясали иностранцев. Олби не был в этом ряду исключением. «Баллада…» в московской версии ему понравилась. Потом выпивали. Когда скидывались по рублю, Олби протянул свои доллары, но артисты с гордостью их отвергли. Дальше они помчались в единственный работавший до утра в Москве ресторан ВТО.
— Больше не подаем. Кухня закрыта, — сказал им администратор в униформе.
— Как — закрылась? Только двенадцать часов! — они атаковали сначала администратора, потом официантку Валечку. Она знаками показывала, что ничего не может изменить, и делала страшные глаза, что означало — сегодня дежурит начальство.
Как назло, артистов в ресторане было мало, и кухня уже свернулась.
Галина Волчек:
— Видим, Олечка Бган (она снялась в двух популярных картинах) у окна сидит, ей только что «зубрика» принесли. «Зубрик» — это что-то вроде жюльена на маленькой сковородке. «Видишь, человек голодный из Америки приехал», — сказали мы ей, и она отдала Олби своего «зубрика».
Молодость, голод и азарт — необходимые составляющие успеха. Они репетировали день и ночь, и их жизнь походила на добровольный запой без минуты протрезвления. Воображение легко рисует типичную картинку, которую корректируют лишь чужие воспоминания. Вот Ефремов и его артисты на сцене. Незанятые в спектакле сидят в зале — таков негласный закон «Современника». На последнем ряду, свернувшись калачиком, спит Лелик Табаков — самый младший в ефремовской команде. Хотя моложе он всех всего-то на два-три года. Он тощий, все время мерзнет и натягивает на голову чье-то чужое пальто.
А вот история, доказывающая, как чистые порывы и невинность были «изнасилованы» опытом и изощренностью советской системы. И то, что дерзкими молодыми талантами принималось за свободу, было всего лишь ее иллюзией.
В Москву приехал другой американский драматург — Артур Миллер, пьеса которого «Случай в Виши» также репетировалась в «Современнике». Артисты, уже избалованные общением с западными знаменитостями, рвались с ним встретиться.
Встречу назначили после спектакля на чьей-то квартире. Накрыли стол, старались сделать все шикарно. И вдруг выясняется, что «нельзя». Табакова и Волчек вызвали в кабинет директора, и там человек в штатском сказал: «Никакого Миллера. Никаких гостей». Как? Что? А человек этот устало-равнодушно повторил вышесказанное.
Черно-белый кадр из кино про события, незнакомые моему поколению. Человек с усталым и невыразительным лицом, но жестким взглядом повторяет установку. Смятение на лицах взволнованной молодежи, которую строят как хотят, а она уверена, что сопротивляется.
Тем не менее все пошло согласно сценаристам из КГБ — Миллер прождал своих молодых знакомцев в холле «Интуриста» и, не дождавшись, почувствовал себя чужим и несправедливо оскорбленным на советском празднике жизни.
Как ни парадоксально, но именно в таком спарринге — осознанно-изощренной лжи со стороны властей и неосознанной веры в иллюзию правды — существовал и развивался «Современник». Доля разрешенной правды оформлялась в новые художественные идеи. Хотя время чем дальше, тем больше добавляло к романтической наивности привкус горечи.
Впрочем, такими категориями в то время они не мыслили. Жили легко, вразлет, с верой, которая, как позже выяснится, их же и уберегла. Свои сумасшедшие вечера после спектаклей обычно, когда не было денег на ВТО, заканчивали в коммуналке у Волчек и Евстигнеева, где счастливая пара снимала комнату. Никого не смущало спать вповалку на супружеском ложе и возле него, с азартом захватывали места получше.
Однажды Волчек в предрассветных сумерках встала, чтобы пробраться в туалет. Она споткнулась о чье-то тело и упала на другое. «Тело» издало звук, зашевелилось, но, посопев, затихло. Это был начинающий чешский кинематографист Милош Форман, попавший в компанию безумных современниковцев, как и Олби, и Миллер, и многие, многие другие. Они в разное время на отрезке конца 50 — начала 60-х годов вели безумное существование с молодыми московскими артистами. Но все это спрессовалось в один плотный отрезок времени, который возможно теперь повторить разве что на экране.
Марина РАЙКИНА
15.12.2003
http://2003.novayagazeta.ru/nomer/2003/ ... -s32.shtml