Межевич Дмитрий Евгеньевич
Лев Черняк: Вы мне как-то говорили(1) о бардовском вечере, который состоялся в Политехе в 66-м году… Дмитрий Межевич: Это было 05-го апреля 66-го года. ЛЧ: А Вы как туда попали? ДМ: Меня пригласили. ЛЧ: А где Вы в это время были? ДМ: В Щукинском. Второй курс я заканчивал. ЛЧ: Высоцкого Вы тогда ещё не знали? ДМ: Нет, лично не знал. ЛЧ: Вы его видели первый раз? ДМ: Нет, не первый раз. Первый раз я его увидел в 60-м году, где-то в мае, я пытался поступать во МХАТовское училище и приходил туда на консультации, и я его запомнил – невысокого роста парень, рыженький. Яловича я запомнил, они как-то в одной компании были… ещё какие-то студенты… Володя был с юмором, чего-то острил. И мне запомнилась его внешность. Но если бы потом он не стал Высоцким, скорее всего я бы о нём забыл. Мало ли кого там можно было видеть! Второй раз я его увидел в 64-м году на «Мосфильме». Чухрай ставил фильм «Жили-были старик со старухой». Там Пахмутова была композитором. И вот мы пришли, я ещё не был студентом. Мне сказали, что можно придти. Но я не почувствовал там для себя приятную атмосферу. Там очень много набралось народу. Мы чего-то там пели. Я с гитарой был, чего-то спели. И потом Высоцкий подошёл, зашёл отдельно в репетиционную комнату к Чухраю и что-то пел под гитару ему. Я не знаю, чего я там ждал… и не помню, что он ему пел. ЛЧ: Какой был месяц? ДМ: Это примерно был, наверно, июль(2). ЛЧ: Вы уверены, что это точно был Высоцкий? ДМ: Абсолютно! Ну, я же потом у него спрашивал об этом! Он мне ответил, что он написал тогда песню и предлагал Чухраю. И я тогда подумал: «Вот тот парень, которого я видел во МХАТе!» ЛЧ: Знакомство тогда не состоялось? ДМ: Не было знакомства! Но я тогда уже знал, что есть такой Высоцкий, и знал какие-то песни его. Но некоторые песни приписывали ему, например, «Товарищ Сталин». И я его тогда никак не представлял, но думал, что внешне он, может быть, высокий парень. Но я не мог тогда подумать, что это он! В 65-м году Хмельницкий провёл меня на «Антимиры», это был дневной спектакль. Я прошёл на спектакль, и в сцене со Смеховым «На фига…» я гляжу – знакомое лицо. Но опять я не понял, что это Высоцкий. И только в Политехническом на этом вечере в 66-м году я понял, что это он. В том же 65-м я пришёл как-то к Хмельницкому. У нас в Щукинском был Фима Кациров, он хотел в какой-то телепередаче петь песню Хмельницкого, и чтобы я ему аккомпанировал. И мы с ним пришли к Боре на спектакль «Павшие и живые», была зима, где-то январь 65-го(3). И пришли в гримуборную, и там Высоцкий сидел. И, кажется, я тогда уже понял, что это Высоцкий. А песня у Хмельницкого была такая, что: «Снег идёт, снег идёт, снег идёт давно…», что-то такое… и Высоцкий прокомментировал: «Что-то похоже на «Чёрного кота»: «Жил да был, жил да был, жил да был…» Он был несколько шпанистого типа, матерился, не стесняясь. Может быть, это было напускное, бравада или самоутверждение? Ну, это было очень шапочное знакомство. И тогда был такой, он и сейчас есть, Олег Чумаченко. Он тогда был активистом и организовывал в Политехническом музее цикл вечеров авторской песни, на которые приглашались все поющие – известные, неизвестные, малоизвестные… Но ведь тогда нас, поющих под гитару, было относительно мало. И вот один из таких вечеров был 05-го апреля. Был довольно большой вечер. И вот, кого я запомнил… председательствовал Аркадий Островский, в то время очень маститый композитор-песенник, он сказал тёплые и добрые слова об этом течении, тогда только зарождавшемся. И потом мы, приглашённые, выступали. Была Людмила Иванова из театра «Современник», Михаил Анчаров, Владимир Баганов – он тогда писал интересные песни, Ада Якушева была, были из Ленинграда: Городницкий, Кукин и Клячкин. Кукина я не знал, это первый раз я его услышал, мне очень понравились его песни. Песни Клячкина я уже знал, и Городницкого я знал. Городницкому аккомпанировал Владимир Туриянский на этом вечере. Высоцкий пришёл с Яловичем. У Володи с Анчаровым, видимо, уже были контакты по спектаклю «Павшие и живые», они очень тепло друг друга поприветствовали по имени: «Миша, здравствуй!» ЛЧ: То есть, как собрались, вы все друг с другом перездоровались? ДМ: Да, да. Ну, кого-то я знал. Володю Баганова я знал. Высоцкого – ну, он, конечно, не помнил, что я приходил на консультации во МХАТ. Баганов писал интересные песни, например, «Сосны да ели вокруг…» ЛЧ: Я её знаю в исполнении женского хора. ДМ: У него ещё была песня «Мы все хотим побывать на луне…», она довольно известная была. ЛЧ: Я её не знаю. ДМ: Но эти песни потом не пошли. Но их пели и они мне были интересны. И вот мы с Багановым на этом вечере встретились. ЛЧ: А он что пел там, не помните? ДМ: Не помню. Но до этого мы виделись уже в одной студии. Он подавал надежды, и растворился потом. ЛЧ: Кого вообще помните за кулисами? ДМ: Сейчас я затрудняюсь сказать. Высоцкий спел, может быть, 3-4 песни. ЛЧ: 5 песен. ДМ: 5 песен? Ну, вот видите, на одну песню ошибся. ЛЧ: Вы мне говорили, что каждый участник в начале представлялся одной песней, а потом продолжали по-новой? ДМ: Да, мы вышли таким парадом, каждый выходил и пел по одной песне. ЛЧ: Как визитную карточку? ДМ: Да. Такой был предложен ход. Помню точно, что Клячкин в этой заявке спел «Не гляди назад, не гляди…» А из песен Высоцкого я помню «На нейтральной полосе», «Удар, удар, ещё удар…», «Десять тысяч…», «Сегодня в нашей комплексной бригаде…» ЛЧ: Да, правильно! ДМ: Это же я потом нигде не слышал, это я так запомнил, хотя прошло 30 лет(4)! И «Братские могилы» были как заявка, он её спел первой. Если я счас скажу, что он говорил, то это совпадёт. Он говорил: «Я бы мог ещё попеть, но спою только вот это…» Может, я неточно текст воспроизвёл, но он больше не хотел бисировать, хотя его не отпускали. А он одним из первых выступал. Ему какие-то песни заказывали, по-моему, из спектакля «Добрый человек из Сезуана», и он говорит: «У нас есть актёры Хмельницкий и Васильев, вы их пригласите и они споют эту песню, это их песня из спектакля!» – был у него такой комментарий. Сказал о них очень тепло. (Поскольку это ведь был цикл вечеров) Есть это в записи, да? ЛЧ: Нет, комментарии обрезаны, только песни Высоцкого. Других участников нет в записи. ДМ: Ну, и потом он откланялся. Наверно, он куда-то спешил. ЛЧ: С Яловичем ушёл? ДМ: Да, с Яловичем они ушли. Ким сидел в зале, он не пел. Но, говорят, он выступал на предыдущем концерте. Высоцкий даже перед концертом в кулуарах спросил меня: «Ну, что ты будешь петь?» Ну, видимо, это был такой дежурный вопрос. Я говорю: «Ну, у меня есть свои песни…» ЛЧ: Это ещё перед визитными карточками? ДМ: Да, да, да. ЛЧ: Но а почему он Вас спросил о том, что Вы будете петь? К чему был этот вопрос? ДМ: Увидел меня – я выступающий… ЛЧ: Или он всех спрашивал так? ДМ: Ну да. ЛЧ: Это он спросил ещё в закулисье, не на сцене? ДМ: Да, в закулисье. Он был, как я понял, очень такой компанейский, непосредственный. А то, кем он стал после – не он виноват, это судьба, это сумасшедшая слава, которая обрушилась на его молодой организм. ЛЧ: Долго выступающие находились за кулисами? ДМ: Я не помню. Мы все пораньше пришли, может, за час-полтора. И просто пребывали в свободном ощущении, я не помню, чтоб я волновался, абсолютно! ЛЧ: И Ялович был за кулисами? ДМ: Вот Яловича я за кулисами не помню. ЛЧ: А Вы знаете Яловича? ДМ: Ну, так, мы были знакомы, но не близко. ЛЧ: А что Вы пели на этом концерте? ДМ: «Дождь стучит в окно, стучит…», «Глупое сердце» на слова Кузмина, «Декабрь» на слова Эмиля Верхарна… по-моему, всё. Я никогда не писал стихи. ЛЧ: А ещё кто что пел? Вот Анчаров, например? ДМ: Сейчас не припомню. ЛЧ: А Клячкин что ещё спел? ДМ: Клячкин много пел, наверно, минут 20! Я только запомнил, что пел Клячкин в визитке, а больше никого. ЛЧ: А если вспомнить, кто за кем пел? ДМ: Один из первых был Высоцкий. ЛЧ: Но не самый первый? ДМ: Может быть, не самый первый, но он, по-моему, передо мной выступал. ЛЧ: Вы после него следующим были? ДМ: Нет, нет. Через какое-то время я выступал. Я счас даже не помню, был ли антракт… по-моему, был. ЛЧ: А там было как, просто все оттарабанили свою программу и разошлись? Или как? ДМ: Как потом выяснилось, Высоцкий пригласил и Городницкого и Туриянского в какой-то другой день в театр на «Галилея», по-моему. ЛЧ: А это откуда выяснилось? ДМ: То ли это Городницкий рассказывал… ЛЧ: Ну, он каждый раз по-разному рассказывает, он называет то 68-й год, то 65-й! ДМ: Я помню, года 2-3 назад был вечер Клячкина, и он там назвал неточную дату этого концерта. И я его поправил. Ну, я-то точно знаю! И афиша есть. ЛЧ: И он говорит, что после этого вечера он был на Таганке? ДМ: Я не знаю, как. Если вечер кончился… он же начинался по времени так же, как и в театре. ЛЧ: В 19-30 на афише. ДМ: На афише – в 19-30, а в театре – в 19-00. Поэтому, наверно, он не мог быть в театре в этот день. Может, он их потом пригласил? ЛЧ: Я вычислил, потому что Городницкий мне говорил, что там была немецкая делегация, это было в конце марта 66-го. Это по табелю и по дневникам Ширяевой. И в этот его визит в Москву никакого концерта не было. Концерт не отменялся, не переносился? ДМ: Нет, это было 05-го апреля! Это документ! ЛЧ: А как к Вам попала эта афиша? ДМ: А нам, по-моему, дарили их. ЛЧ: Каждому? ДМ: По-моему, да. А как она ещё могла у меня оказаться? ЛЧ: А, может, Вам кто-нибудь впоследствии её подарил? ДМ: Нет, по-моему, нам подарили там. Как она сохранилась? (удивлённо) ЛЧ: Удивительно! ДМ: Ни у кого не сохранилась. ЛЧ: А я не знаю. Но никто мне её не показывал. А что Баганов пел? ДМ: Вот это я тоже не помню. Я просто его спросил ещё до концерта: «А где Клячкин?» Он мне указал – вот Клячкин. Видимо, они до этого пересекались. Я знал, что Клячкин будет в концерте. ЛЧ: А Вы не знали, как Клячкин выглядел? ДМ: Нет, не знал. ЛЧ: Все выступали примерно одинаково по времени? ДМ: По-моему, Клячкин больше всех пел. Мне больше всего запомнились: в основном Высоцкий… Кукин очень меня удивил, потому что я его первый раз видел… он очень меня приворожил. Я помню, он сказал тогда, когда выступал, что: «Когда все стали писать песни… а я что, рыжий, что ли?!» ЛЧ: Так и сказал? ДМ: Так и сказал! Вот будет эта запись, Вы сравните. ЛЧ: Это он сказал перед визиткой или перед основным выступлением? ДМ: Нет, по-моему, перед основным выступлением. Это он точно сказал! Я ему ещё сказал: «Мне Ваши песни понравились очень!» Он говорит: «А мне Ваши тоже!» Но это, видимо, такая форма вежливости, потому что вряд ли он так думал. ЛЧ: Ну, записи-то Кукина ходили уже! ДМ: Я их не слышал. А здесь он спел «Тайга и Париж», «Маленький гном», «За туманом»… Клячкина по записям я знал, а Кукина – нет. Потом – Клячкин. Анчаров меньше. Городницкого почти не запомнил, совсем немного. Я помню, что ему кто-то аккомпанировал, потом я узнал, что это был Туриянский. Аду Якушеву не так запомнил. Мы выступали и садились сбоку на сцену. Мне записка пришла, что: «Вы ещё такой молодой, почему Вы так себя нескромно ведёте?» Видимо, какая-то девушка написала. Меня всегда принимали за более молодого, чем я есть на самом деле. А я не стал ничего отвечать. ЛЧ: Это что имелось в виду? ДМ: Ну, я не знаю. Я перед песнями что-то рассказывал, зал реагировал, я был раскован, и, может быть, от волнения чуть-чуть больше говорил. А кому-то не понравилось, что я так как-то… ЛЧ: А что Вы рассказывали? ДМ: Я что-то говорил перед песнями. О себе немножко что-то рассказывал – как там было принято. И кому-то показалось, что мне 17 или 18 лет… а я на такой возраст и выглядел. ЛЧ: То есть, из-за того, что Вы говорили, а не из-за песен? ДМ: Да, из-за того, что я говорил. Но говорил я с позиций своего возраста. А тогда было принято принижать человека за то, что он молод. Я не знаю, как в других странах, но в России всегда это было: «Ах, ты моложе? Что ты такой нескромный?» Голде Мейер говорила: «Не будь таким скромным, ты ещё не настолько велик!» ЛЧ: Перед визиткой Вы говорили? ДМ: Нет, не перед визиткой, а когда стал выступать. Ну, и кому-то, видно, что-то не понравилось. Но я прошёл успешно: зал реагировал, смеялся. ЛЧ: Кто ещё о себе рассказывал? ДМ: Высоцкий мало рассказывал. ЛЧ: Кроме всех выступающих только Островский говорил? ДМ: Да, его вступительное слово. ЛЧ: А конферансье или ведущий? ДМ: Вот сейчас не помню. Это вообще Олег устраивал. ЛЧ: Но сам-то он не появлялся на сцене? ДМ: Вот это я не помню. Помню, что когда я спел первую песню, визитку «Дождь стучит, в окно стучит…», она гармонически очень необычная, там аккорды не трафаретные, и Островский это почувствовал, и поощрил меня, обратившись на «ты»: «Интересная песня! О, как здорово! Молодец!» – смысл такой. Он похвалил песню, оценил. ЛЧ: Он обратил внимание именно на музыкальную необычность? ДМ: Видимо, да. Потому что – как композитор. ЛЧ: Это он Вам где сказал? ДМ: Выступили и сидели на сцене. Можно было отлучаться, можно было сидеть на сцене. Он тихонечко мне это сказал в паузе, до моего основного выступления. ЛЧ: То есть, он сидел рядом, получается? ДМ: Ну, как-то я оказался рядом… ЛЧ: Островский после каждой визитки выходил и что-то говорил? ДМ: Нет. По-моему, нет. Он просто в начале сказал о бардовском движении, а потом уже каждый выходил петь. Может быть, Олег вёл вечер? Я не знаю. ЛЧ: Кто-нибудь фотографировал во время концерта? ДМ: Не могу сказать. ЛЧ: А обсуждения были какие-нибудь потом? ДМ: Да, нет, пожалуй. По-моему, был антракт. Тогда принято было делать антракты. ЛЧ: А вообще, смысл этого вечера? Показать, что в Москве есть КСП? ДМ: Ну, как… я думаю, смысл был в том, что тогда это очень интересовало людей, и это была возможность встретиться и послушать – вот это и есть смысл. ЛЧ: Вполне легальный вечер! ДМ: Ну, да, согласованный. Конечно, надо отдать должное Олегу, который тогда проявлял такую активность! Там были и другие подвижники этого, но потом, как это всегда бывает, начинается конкуренция. ЛЧ: Берковский был в концерте? ДМ: В афише он есть, но я его как-то не очень запомнил. ЛЧ: Бучихин – кто это такой вообще? ДМ: Не знаю. Баганова я знал. Володя Баганов, 34-го года рождения. ЛЧ: А счас он где? ДМ: Не знаю. Я не могу сказать, что он особенно взлетел. Но я помню, песня мне его нравилась. Он работал редактором в какой-то, по-моему, комсомольской газете или журнале или в издательстве, где-то в районе Белорусского вокзала. И я даже помню, к нему приехал на работу со своей «Яузой» и записал много песен. Мне тогда было 22 года. ЛЧ: А Людмила Иванова как выступала? ДМ: «Я думала, ты моя половинка, а ты оказался холодный, как льдинка!» – это её песня, она тогда ходила. ЛЧ: А как она пела? Ей кто-то аккомпанировал? ДМ: Да, ей кто-то аккомпанировал, но я не помню, кто. ЛЧ: На гитаре или как? ДМ: На гитаре. А тогда не было принято с другим инструментом. Я помню, до этого в университетском зале был вечер, куда поющие пригласились. И я тоже спел две песни. И там какая-то девушка вышла петь под ансамбль и это уже стало эстраду напоминать, и тут же свист пошёл, и она ушла… эта традиция настолько непреклонна была! Если бы это было с гитарой – было бы всё в порядке. ЛЧ: Осипов кто такой? ДМ: Совсем не знаю. ЛЧ: Вспомните, что Вы ещё спели! ДМ: «Пароход бежит, стучит…» может быть… ЛЧ: Шафранский Леопольд? ДМ: Совсем ничего! Видимо, это неспроста. Практика показывает, что вот эти фестивали и слёты ничего не решают! Решал всё «магнитофон системы «Яуза»(5)! ЛЧ: Видимо, ленинградцы все вместе выходили? ДМ: Я не помню… мне не запомнилось. ЛЧ: Они в афише так особо выделены: «Гости из Ленинграда!» Это на порядке выступления никак не отражалось? ДМ: Я сейчас не помню, в какой последовательности они выходили. ЛЧ: После спетых визиток потом выходили петь в том же порядке? Или не обязательно? ДМ: Может быть. Сейчас я это точно не помню. ЛЧ: Но по логике это, наверно, было так? ДМ: Ну, скорее всего. ЛЧ: Человек отпел, и садится рядом с предыдущим? ДМ: Ну, там, наверно, это было не так строго. Кто-то мог и за кулисы уходить в эту комнату актёрскую. Да я, наверно, всё-таки ещё и волновался, поэтому так подробно не запомнил. ЛЧ: Сколько примерно по времени всё это длилось? ДМ: Ну, я не знаю… может, первое отделение минут 45, может, 50 минут. По-моему, всё-таки был антракт. ЛЧ: Интересно, как концерт разбили на отделения? Не могли ж визитки оторвать от общего выступления? ДМ: Ну, чего… может, могли. Может, прошли сначала все, а потом уже индивидуально выступали. ЛЧ: Ну, Высоцкий после 1-го ушёл уже? ДМ: Я не знаю, насколько скоро он ушёл… я помню, что в двери справа, если смотреть со сцены в зрительный зал, был Ялович. Это дверь, которая не третья, а средняя, наверху – вот он был у средней двери.
компиляция из бесед в период 1994-2004 гг. ----------------------------------------------------------------------------------------------------------- Беседы с Д. Межевичем имеет смысл разделить на части, так как до появления негативов наши разговоры были менее детальны.
ДМ: А Кукина песни звучат до сих пор. Якушева выступала, помню. ЛЧ: У Вас на фото такая интересная хватка: гриф кверху! ДМ: Я сидя выступал. ЛЧ: Да, похоже. А визитку Вы пели всё-таки стоя? ДМ: Да, визитка была стоя. ЛЧ: А у Вас гитара без ремня была? ДМ: Нет, с верёвочкой. ЛЧ: На фото не видно верёвочки ДМ: А я бы тогда не смог стоя петь без неё! ЛЧ: Хотя, судя по Вашей хватке, гитара на чём-то всё же висит. ДМ: Ну, да. Передо мной, по-моему, Анчаров сидя выступал. И я тоже сидя выступил. ЛЧ: Это же надо было микрофон дёргать туда-сюда, да? ДМ: А тогда к микрофону относились очень спокойно. Почему «дёргать»? Тогда они регулировались, не то, что сейчас – несуразные. Тогда не пели чётко в микрофон, обычно он был на расстоянии, может быть, даже метра! Не заглатывали его в рот. Иванову, помню, не очень хорошо принимали. Она жутко волновалась! Она ещё чего-то спела, и из зала какой-то бестактный комментарий: «Мы не принимаем…», ну, бестактный! ЛЧ: Она так же пела песню-визитку, как и все? ДМ: По-моему, так все делали. И она говорит: «Я актриса, играю в «Современнике», я много раз выходила на сцену, но счас я очень волнуюсь! Я так перед спектаклем не волнуюсь, как я волнуюсь сейчас!» Баганов выступал под фортепиано, не под гитару. И я помню, я Клячкина не знал в лицо, и спросил Баганова: «А кто Клячкин?» И он мне показал на Женю. ЛЧ: Судя по порядку негативов, ленинградцы оказались в конце. Почему? Как гости? ДМ: Они как гости, да, были в конце. Я помню, спел свою первую песню «Дождь стучит, в окно стучит…» Меня хорошо принимали. И в основном всех хорошо принимали. Хорошо Клячкина принимали, Кукина великолепно принимали, Городницкого очень хорошо. Но песни Городницкого ведь знали благодаря Визбору! Ленинградцев очень хорошо принимали, всех троих! А все остальные не запомнились. Но Высоцкого лучше всех приняли! ЛЧ: Вы говорите, что Высоцкий Вам особо запомнился. А чем конкретно он Вам запомнился, именно силой таланта или чем-то другим? ДМ: Ну, песни я знал, которые он спел. «На нейтральной полосе» знал… ЛЧ: «Бал-маскарад» могли знать уже! ДМ: Да, и это знал. Да, да, да! ЛЧ: Вы их знали как песни Высоцкого? ДМ: Да, как песни Высоцкого. ЛЧ: А «Братские могилы» знали Вы? ДМ: Нет. Наверно, нет. ЛЧ: «Я родом из детства» ещё не вышел на экраны. И две самые свежие: «Десять тысяч…» и «Удар, удар…»? ДМ: Нет, по-моему, не знал. И он настолько всех обаял! Вот он вышел и оказался гвоздём! ЛЧ: Это Вы тогда ощутили, что он оказался гвоздём? ДМ: Да! Это настолько ярко было! И его ведь не отпускали! И никому так не аплодировали. ЛЧ: Что за публика была на сцене рядом с выступающими? ДМ: Я даже не знаю. Может быть, не все в зале поместились и сидели на сцене… ЛЧ: Судя по негативам, Якушевой не было в визитках! Могла она опоздать и не петь визитку? ДМ: Может быть. Что она пела – точно не могу сказать. Берковского я не запомнил, хоть он и есть в этих кадрах… Клячкин ногу на стул ставил, да? ЛЧ: А тут же не видно! Ходят слухи, что Якушева опоздала на концерт. ДМ: Может быть, и опоздала. Но она выступала. ЛЧ: Она выступала, но, получается, визитной карточки-то у неё не было! ДМ: Может быть, и не все визитную карточку пропели? ЛЧ: По какой причине не все? ДМ: Не знаю… это же всё было добровольное. Чем хорош был этот ход с визитными карточками, что здесь не было никакой официальности. Но в Политехе было несколько таких вечеров, приглашали то одних, то других. Но дело в том, что именно этот оказался волей судеб самый значительный! Вы понимаете? ЛЧ: Ну, так его все вспоминают по сей день! ДМ: Именно этот! Потому что то, что до него были вечера и после – они как-то смазаны, ничего там не было яркого, не было никаких событий. А здесь – совокупность будущих звёзд, хотя они не были тогда звёздами. Вот поэтому этот вечер выделяется. Слушали их тогда на магнитофонах, но ещё такого успеха не было. Да и мы сами, выступающие, не очень-то о себе много мнили тогда до того момента, как мы стали восходить, кто-то больше, кто-то меньше. И из Ленинграда приехали эти трое! (с восхищением) И Высоцкий, и Якушева! И они все настолько взаимосвязаны: и Высоцкий, и Кукин, и Клячкин, и Окуджава, и Галич… вот породила эпоха такой цветник, так же, как представителей серебряного века. Они антагонировали между собой, но всё равно они взаимосвязаны. И даже было между ними какое-то взаимовлияние, я бы сказал. Берковского тогда мало кто знал. Записи Анчарова уже ходили. ЛЧ: А Вы помните, с кем Вы сидели на сцене? ДМ: Нет, не помню… ну, как это помнить можно? Вот Баганова же я узнал, он там за роялем! Причём, что интересно: я помню, у меня Баганов взял листочек и хотел что-то записать и попросил у меня карандашик или шариковую ручку, я ему дал ручку, и – с концами! Вот чётко такую деталь помню. Он машинально положил в карман, и всё. ЛЧ: А крупным планом Баганова нет… ДМ: Казалось, что его песни счас станут петь даже эстрадные певцы… Вот только песня «Мы все хотим побывать на луне…» – как-то её знали. А потом – полное забытье! Ещё какие-то песни были у него, но потом они ушли из моего сознания. И нельзя сказать, что тогда Высоцкого так хорошо знали… Но он спел эти песни – и обвал! И он тоже, наверно, не ожидал. Он такой скромный был, такой застенчивый, хотя он уже и Галилея сыграл… ЛЧ: Нет, нет, премьера через месяц была! ДМ: А! Ну, тем более! Может, он его уже репетировал, он неуверен был… но это был не тот Высоцкий, которого я узнал в 68-м году. А прошло-то всего два года! И, конечно, он сам не знал, что через эти два года на него такое обрушится, что ему ни в каком сне это сниться не могло. И помню, месяц спустя после этого концерта меня куда-то пригласили выступать, в какой-то НИИ, и кто-то из ребят, которые везли меня на машине, хотели связаться с Высоцким, и кто-то из них говорит: «Ну, Высоцкий счас – премьер! Вот «Жизнь Галилея» спектакль только вышел!» Вы знаете, надо бы как-то этот вечер поподробнее изучить!!! Потому что мне только вчера пришло осознание того, что тот вечер был ну, как Эверест. А остальные все под ним. ЛЧ: Да, многие это отмечают! ДМ: Да, он оказался единственным, который стоил очень многого! Надо бы узнать у Олега, сколько он до этого вечеров провёл и сколько после! Вот Вы такие вещи умеете стимулировать! Вы разбудили во мне эти воспоминания, которые до сей поры спали во мне. Я готов любые сведения для Вас предоставить ради этого! ЛЧ: Сделаем! Как Вам сообщалось о дате и времени проведения концерта? ДМ: По-моему, мне позвонили и предложили. ЛЧ: Не было каких-либо предварительных репетиций? ДМ: Ничего этого не было. ЛЧ: А как утверждали Ваш репертуар? ДМ: Никто ничего не утверждал. ЛЧ: То есть, Вы сами полностью отвечали за себя? ДМ: Да. ЛЧ: А хотя бы Вы сказали, что будете петь? ДМ: Нет. ЛЧ: А они условие сразу поставили, что будет сначала одна песня, как визитка, а потом все остальные песни? ДМ: Это была неплохая задумка… ЛЧ: Или это было предложено на ходу? ДМ: Об этом нам сказали, когда мы пришли. Кто сказал – не помню. Может, Олег… ЛЧ: А Вас предупреждали о том, что будет сборник? ДМ: Ну, а как же! Конечно! ЛЧ: А за сколько примерно до самого концерта? ДМ: Ну, может быть, недели за две. Я помню даже, Фима Кациров, который был на два курса старше меня, увидел эту афишу до этого с моей фамилией и говорит: «Ой, я видел фамилию Вашу! Вы будете в Политехе выступать?» Я говорю: «Да, вот меня пригласили!» ЛЧ: То есть, афиша висела задолго? ДМ: Ну, да, конечно! ЛЧ: Как я полагаю, оповестили всех участников, и вывесили афишу? ДМ: Да. ЛЧ: Она висела только в Политехе или ещё где-то? ДМ: В основном в Политехе, по-моему. Но этого было достаточно, чтобы зал был полный. ЛЧ: А на городских тумбах, например, могла она висеть? ДМ: Вот это я сейчас не могу точно сказать. Понимаете, это же всё было тогда основано больше на инициативе, и заказывать большой тираж в типографии было накладно. Это был БОЖЕСТВЕННЫЙ ЭНТУЗИАЗМ! ЛЧ: То есть, речь об оплате вообще не шла? ДМ: Даже в голову не приходило! Это ещё было на подступах этого коварного, зловещего этапа нашего бытия. День был солнечный, вообще было всё замечательно! ЛЧ: Вы помните магнитофонщиков на концерте? ДМ: Они были, наверное, подпольные… были ли на сцене – не помню. Если посмотреть на фотографии, то нельзя сказать, что была навешана куча микрофонов! ЛЧ: Там как раз навешано изрядно, в том-то и дело! ДМ: Ну, значит, было. Я думаю, что записи всех выступающих сохранились. ЛЧ: Сохранились – вопрос один, а где они находятся – вопрос другой! И Чумаченко не может ничем помочь… он мне говорит, что у него где-то была фотография, на которой Островский, услышав эти песни, убегает со сцены, схватившись за волосы! ДМ: Вот это я не помню. Я только помню чётко, что мне Островский сказал. ЛЧ: Но такое могло быть? ДМ: Я не был этому свидетелем. Не доверять Олегу у меня так же нет оснований. Я не могу быть до такой степени наблюдательным, это невозможно. А потом ведь я очень сосредотачивался на себе: мне надо было выступать. Я помню, в 68-м году мы встретились с Кукиным, там был Валя Никулин, и я спел «Дождь стучит в окно, стучит…», и Валя Никулин говорит: «Вот мы с Адой(6) слушали тот концерт, и мы отметили эту песню!» А прошло всего-то два года. ЛЧ: Какой концерт они слушали? ДМ: Вот этот концерт, 5-го апреля! ЛЧ: Где они слушали? ДМ: В записи на магнитофоне. ЛЧ: Да Вы что!!! (сильно удивляясь) ДМ: После этого концерта эти записи распространились довольно активно. ЛЧ: Вот это новость!!! ДМ: Да. Потому что те песни, которые Володя пел – «Про боксёра» и другие, их стал петь Женя Карельских, наш сокурсник. Именно оттуда! Мою песню не могли петь, потому что она сложна. ЛЧ: Но ведь ходит только кусок, где Высоцкий, и больше ничего! ДМ: Высоцкий больше всех распространился, это было начало его взлёта. ЛЧ: Эту запись распространял Крыжановский, для которого важны были только те фрагменты, которые могли продаваться. ДМ: Ну да. Вот!!! Видите, как: уже тогда начинался бизнес… как люди недальновидны! Могли бы просто оставить целиком! Я бы сейчас с интересом прослушал бы всех, выступающих в этом концерте! Она же была, ходила! А иначе они не могли распространиться. До этого ходили записи Высоцкого, но они были такие заезженные… и тогда он был даже не наравне с Визбором, относились к нему тогда так, что: «Ну, кто-то там появился, ещё чего-то поёт какие-то песни непонятным голосом…» ЛЧ: А Вы сами когда-нибудь слышали этот концерт в записи? ДМ: Нет, я не слышал. ЛЧ: Судя по порядку кадров, Высоцкий выступал первым. ДМ: Нет, он не первый был! ЛЧ: А кто первый был? ДМ: Не помню сейчас. Но Высоцкий был, кажется, вторым.
компиляция из бесед в период 2009-2010 гг.
В июне 2010-го года, именно в разгар подготовки этого материала, как по волшебству, неожиданно появился огромный кусок фонограммы этого концерта, о чём мы уже перестали мечтать. И после этого возникли дополнительные вопросы. Фонограмма была обнаружена у недавно умершего известнейшего коллекционера Николая Фёдоровича Курчева, с которым я в своё время тоже имел дело, и он мне выдавал на руки всё, что у него хранилось под заглавием «Высоцкий». А данный концерт, видимо, проходил в его каталогах под другим параграфом, и потому Курчев его не учёл и мне его не выдавал.
ЛЧ: На фонограмме Аркадий Ильич произносит речь минут на 10! И его выступление проходило с эксцессами: пару раз его гнали со сцены, а он не уходил. ДМ: Я в это время за кулисами был, и когда я вышел – он уже сидел на сцене. После него мы стали по одному выходить. ЛЧ: То есть, он уже закончил говорить, когда Вы вышли? ДМ: Да.
июнь 2010 г.
В течение 1997-го года мне неоднократно доводилось общаться с Геннадием Яловичем, и даже два раза бывать у него дома. И все эти два раза со мною за компанию увязывался мой напарник Игорь Роговой, так как он считал почему-то именно Яловича особым информатором и ставил ударение конкретно на нём, хотя я бывал в этот период очень много у кого! Разумеется, я планировал задать Геннадию Михайловичу вопросы относительно этого концерта, но как только я открывал рот, мой неуёмный коллега тут же мне его затыкал. Я понимаю, что виноват в этом всё равно я, можно было бы и после спросить по телефону, например… но моя голова не могла держать столько информации, так как именно в те годы работы было более, чем через край! Ну, не успели… а могли ведь! С Ариадной Якушевой я также общался на предмет её встреч с ВВ, но у неё, действительно, настолько неважная память, что она, к сожалению, почти ничего не помнит, и её рассказ приводить здесь не имеет смысла, так как он будет совершенно ни о чём. Она только говорила, что, дескать, где-то выступали вместе. ============ 1 Моё знакомство с Д.Е. Межевичем состоялось в феврале 1994-го года, в тот момент, когда у меня не было с собой диктофона, и он мне тогда кое-что рассказал без записи. Основной же зафиксированный разговор на эту тему состоялся 28.05.1994. 2 Это было вскоре после 13.06.1964, то есть, после дня смерти М.М. Названова, т.к. ДМ вспомнил позже, что на «Мосфильме» он увидел некролог о нём. 3 Вряд ли в начале года спектакль мог идти, так как в это время он ещё только был в проекте. 4 Эти слова были сказаны 28.05.1994. 5 Цитата из песни А.А. Галича о диссидентах. 6 С Якушевой.
_________________ Мы откроем нашим чадам правду - им не всё равно...
|